Лорд-мошенник - Райс Патриция

Ее крик был исполнен ярости, и Трэвис мрачно усмехнулся, услышав, как о перегородку ударилась брошенная ею книга. Хорошо, что ему удалось сломить ее ненависть.

Позже, когда все принялись за еду, он вынужден был с сожалением признать, что это удалось ему ненадолго. Алисия с высоко поднятой головой появилась, как только ее позвали. Ее волосы были стянуты узлом на затылке, а платье с высоким воротом скрыто под шалью. Она взяла предложенный холодный завтрак и, не промолвив ни слова, удалилась в свою каюту так же быстро, как и пришла.

Члены команды исподтишка переглядывались и прятали усмешки. Они никогда не видели, чтобы ему перечил хоть один мужчина, а тем более женщина, которую он удостоил своим вниманием. Это предвещало чертовски интересную схватку, и они решили проследить за ее ходом.

К их удивлению, Трэвис, нахмурившись., вновь принялся за еду. Леди же ела в полном одиночестве.

Напряженное молчание продолжалось, пока лодка не подошла к заболоченной косе, отделявшей реку Огайо от Миссисипи. Место слияния двух великих рек было отмечено кучкой лачуг, но когда лодка причалила, путешественников встретили лишь тучи москитов. Скрежет днища о каменистый грунт выманил Алисию из каюты, и Трэвис бросил на появившуюся на палубе женщину обеспокоенный взгляд.

— Возвращайтесь в каюту. Это не место для леди. — Трэвис говорил отрывисто, почти грубо. Он спрыгнул на топкий берег, чтобы помочь вытащить увязавшую в тине лодку на отмель. Причала здесь не было, хотя несколько стоявших у берега судов указывали на необходимость его сооружения.

День подходил к концу, и поднявшийся с реки ветер закрутил бахрому шали Алисии. Она смотрела на скопище хибарок и думала об их обитателях. Судя по тому, что Трэвис не побоялся высадиться здесь, они не могли быть пиратами. Она устала от постоянного пребывания наедине с собой, в постылых стенах своего закутка. Пришло время научиться давать отпор.

— Тогда сделаем вид, что я не леди, — сухо ответила она, ступая на сухую землю вслед за членами команды.

— Делайте как хотите. — Недовольный Трэвис повернулся и направился к самой большой бревенчатой хижине. Он хорошо представлял себе реакцию находящихся внутри мужчин, когда она появится там с порозовевшими от ветра щеками, выбившимися из-под этого противного капора каштановыми локонами, невинными, широко раскрытыми синими глазами, одетая в одно из ее чопорных, скрывавших фигуру платьев. Когда придется уносить оттуда ноги, одна надежда на команду — иначе ее не вытащить. Может быть, тогда она научится подчиняться приказам.

Он не учел произведенного высокой грациозной Алисией эффекта на мужчин, видевших только проституток, да и то много месяцев назад. Они глазели, они отводили взгляды, они смущенно улыбались. Трэвис кривил губы, глядя, как мужчины бочком, один за другим покидали бар, в то время как Алисия, усевшись за столик в углу, с любопытством оглядывала помещение. Эти люди слишком долго находились в мужской компании, но не забыли о той чистоте, которую поддерживали в их домах жены и матери. Трэвис полагал, что этой ночью от желающих принять единственную в баре ванну не будет отбоя.

Не подозревавшая об этом Алисия с интересом изучала окружающую обстановку. Щели между бревнами были замазаны грязью, окон не было вообще. Летом здесь, наверное, очень душно, но в такой день, как этот, здесь было уютно из-за большого камина в дальнем углу зала. Она не знала толком, что это за помещение, но множество дощатых столов, ящиков и табуретов, использовавшихся в качестве стульев, указывали на то, что это было место, где собирались мужчины. Она была разочарована, что не увидела здесь других женщин. Теперь, когда они достигли этой речной стрелки, обещание Трэвиса найти ей служанку, что должно было придать респектабельность ее путешествию, обретало новое значение. Прямо по курсу лежал Сент-Луис.

Алисия наблюдала, как Трэвис заинтересованно расспрашивал оставшихся мужчин. В его гордо очерченном профиле, в том, как он изящно передвигался, неся свое тело, присутствовала почти аристократическая элегантность. Она знала мужчин, рожденных для жизни в обществе, в великосветских салонах, которые не были так стройны и грациозны, как этот дикарь. Она ненавидела его за то, что он казался особенным, а по сути был таким же, как все другие. Она восхищалась этим жестоким дикарем — и ненавидела себя за это. Если бы ей удалось вновь обрести душевное равновесие, она бы освободилась от власти этого индейца, поставила бы себя так, чтобы никто не мог прикоснуться к ней.