В Ночь Седьмой Луны - Холт Виктория

После ухода Клисов тетя Каролина разразилась потоком ругательств и язвительных замечаний.

– Некоторые думают, что им семнадцать, а не сорок семь.

– Сорок пять, – поправила тетя Матильда.

– Какая разница?

– В два года, – ответила тетя Матильда с воодушевлением.

– Выставляют себя на посмешище! Представляю себе свадьбу в белом с подружками невесты в венках из роз.

– Нет, Альберт полагает, что пышная церемония не нужна.

– У Альберта больше здравого смысла, чем у некоторых. И понесло.

Тетю Матильду, или Мэтти, как ее теперь называл ее возлюбленный Альберт, очень волновало ее свадебное платье.

– Мягкий коричневый бархат, – говорила она. – Дженни Уитерс сошьет из него то, что нужно. Альберт едет со мной выбрать ткань. А к нему коричневая шляпка с алыми розами.

– Алые розы в твоем возрасте, – негодовала тетя Каролина. – Выйдя замуж за этого человека, ты еще хлебнешь горя!

Но ее сетования не мешали нашим радостным приготовлениям к свадьбе. Приходила Амелия, и мы, прижавшись друг к другу, рассматривали модели для свадебного платья и платья из серого шелка для Амелии, также заказанного по этому случаю. Ей предстояло быть посаженной матерью.

Мы весело смеялись в суматохе этих дел и замолкали, услышав стук палки тети Каролины (после удара ей парализовало ногу, и она пользовалась палкой). Она заходила в комнату и, ничего не говоря, смотрела на нас с чувством неодобрения. Но ей не удалось испортить счастье тети Матильды, хотя в день свадьбы она отказалась поехать на церемонию.

– Вы можете ехать и выставлять себя на посмешище, если вам так хочется. Я не поеду.

Итак, тетя Матильда вышла замуж, и свадебный завтрак состоялся в комнатах над лавкой в присутствии немногих гостей. Тетя Каролина осталась дома, ругаясь и бормоча что-то об овце, одетой ягненком, и людях, впавших в детство.

Через два дня после свадьбы с ней случился второй удар, который сделал ее фактически недвижимой. На речи это, однако, не отразилось, лишь сделало ее более язвительной. У меня наступил период глубокой меланхолии, который свелся в основном к уходу за тетей Каролиной. Тетя Матильда помогала мне, но ее первой заботой, долгом счастливой жены, был уход за Альбертом. Очень часто, готовя еду для тети Каролины, я мечтала о жизни, ставшей недолгой реальностью в те три ослепительных дня. Мне представлялась жизнь в замке, прилепившемся к вершине холма, из тех, какие я видела в тех местах; обожаемый муж, плативший нежностью, мои дети: дочь и сын. И зачастую эти мечты казались мне большей реальностью, чем кухня с полками, уставленными рядами бутылок с аккуратными наклейками тети Каролины, а теперь поставленными кое-как. Только выкипевшее молоко и сгоревшее кушанье возвращали меня к действительности.

В это время случилось большое радостное событие в семье Гревиллей – Энтони стал викарием, но не нашей церкви, а другой, на окраине города. Миссис Гревилль восхищалась своим умным сыном. Я была уверена, что она уже представляет его в облачении, выступающим перед прихожанами.

Я стала ходить в церковь каждое воскресенье вместе с Гревиллями и слушать проповеди Энтони и почувствовала большую умиротворенность, чем ожидала. Отсутствие писем от Ильзы еще более усугубило нереальность происшедшего, и я чувствовала себя так, будто, заблудившись, попала в странный мир, где со мной произошли события немыслимые в упорядоченном, логичном мире. И все же по ночам я видела те сны.

По воскресеньям после вечерни я отправлялась на воскресный ужин к Гревиллям, оставляя тетю Каролину на попечение тети Матильды или Амелии. Тетя Каролина теперь еще больше нуждалась в постоянном уходе, и вот в один из таких воскресных летних вечеров, после завершения ужина, Энтони пригласил меня на прогулку. Был чудесный вечер, и мы шли к полям за городом, и Энтони говорил на любимую тему – о величии Оксфорда. Он любил копаться в истории достопримечательностей и, подобно отцу, знал об основании всех колледжей. В то воскресенье он рассказывал мне легенду о святой Фридесвайде, она, по его словам, была более чем легендой. Фридесвайда действительно жила в VIII веке, в 727 году основала женский монастырь. Когда влюбленный в нее до безумия король Лейсестера попытался ее соблазнить, он ослеп. Она жила такой благочестивой жизнью, что после смерти в ее память воздвигли часовню. Вскоре около часовни выросло поселение, затем деревня, и так возник город Оксфорд. К этому месту, через брод при слиянии Темзы и Черуэлла, местные крестьяне гнали скот, и поэтому поселение получило название Оксфорда, или Бычьего брода. Энтони очень оживлялся во время таких бесед, что совсем не походило на его обычную манеру разговора, и его неожиданный вопрос застал меня врасплох: