Город грешных желаний - Арсеньева Елена

Нет, в том-то и дело, что не подождут!

А может быть, подумал отец Балтазар, пусть пляшут, пока Рим горит? Вот Цецилия Феррари — та способна оценить опасность. Отец Амедео тоже поглядывает встревоженно, и еще трое-четверо… Хватит метать бисер перед свиньями! Пора предоставить этих зажравшихся недоумков их судьбе — и начать строить линию обороны. Пожалуй, и лучше, что эти пьяницы ничего не узнают о его замысле. Кто знает, может быть, именно их беззаботность и болтливость стали причиной этого секретного донесения в Рим, копию которого отец Балтазар получил случайно, за большие деньги… очень большие деньги! Может быть, кто-то из них предатель. Нет, лучше вовремя исправить свою ошибку и доверить план только тем, в ком он совершенно уверен, потому что от проверки эти люди пострадают сильнее всех. Скажем, Цецилия Феррари. И еще четверо других…

Он сделал незаметный знак, и через некоторое время шестеро из тридцати собравшихся незаметно покинули зал.

Когда они уединились в строгом, даже мрачноватом кабинете настоятеля (точь-в-точь ее собственный!), Цецилия резко спросила:

— А вам не кажется, что они отчасти правы? Пусть они не хотят замечать опасности и прячут голову под крыло, но что, ради господа бога, мы можем сделать в один день?! Право, отец Балтазар, лучше бы нам было вообще ни о чем не знать! Мы не можем ничего изменить — ничего! Предположим, сестры в моей обители будут всю ночь чистить свои сундуки, избавляясь от кружевного белья, драгоценностей и прочих подарков их любовников. Предположим, сестра-экономка всю ночь будет выливать в канал вино и закапывать в саду ветчину и битую птицу, которым, конечно, не место в монастырских кладовых во время поста. Но заставите ли вы отца Маурицио отдать подобный приказ у себя?! А слухи? А ужасные слухи, которые прямо-таки роятся вокруг нашей обители? Ведь о том, что мы узнали сегодня из письма, говорит вся Венеция… другое дело, что вся Венеция сама погрязла в блудодействе, а потому ее мало беспокоит отсутствие святости в святой обители!

Присутствующие глядели на рассерженную аббатису ошеломленно. Практика церковной жизни, полулицемерный уклад жизни приучили отцов церкви к изящным оборотам речи, прикрывающим истинный, плотский смысл царящего в их монастырях разврата. А называть вот так, прямо и грубо, вещи своими именами… Но их удивление достигло буквально апогея, когда отец Балтазар обреченно кивнул:

— Вы правы, прекрасная синьора. Совершенно правы: безнадежно опоздало сие письмо, и нам ничего уже не исправить. Более того — все попытки что-либо сделать тщетны, ибо человека, который к нам едет, не проймешь ничем.

— Вы знаете его? — подал голос отец Амедео, которого начала бить дрожь.

— Знаю, — кивнул отец Балтазар. — Его имя — Джироламо Ла Конти. О, это особенный человек! Главная и определяющая черта его натуры — злоба. Он зол со всех сторон и только зол. В душе его живет только одно влечение — вредить всему, что может чувствовать вред, отравлять своим прикосновением все, до чего он дотрагивается!

У отца Амедео громко стукнули зубы от ужаса, а Цецилия кивнула:

— Да, я знаю таких людей. Они обычно не имеют ни страстей, ни пороков, которые, за недостатком лучших свойств, смягчают или, вернее, разбавляют жестокость натуры. В их душах нет ни скупости, ни тщеславия, ни сладострастия, ни…

Короткое, отчаянное рыдание отца Амедео заставило ее замолчать. А отец Балтазар… расхохотался. Впрочем, это был невеселый смех.

— Моя дорогая Цецилия, — вздохнул он, — вы ошибаетесь. Джироламо Ла Конти вовсе не такой оплот благочестия, каким вы пытаетесь его провозгласить. Это распутник из распутников, чревоугодник из чревоугодников, мздоимец, человек без чести и совести…

Мздоимец? — встрепенулся отец Бертуччио, настоятель монастыря Сан-Дзаккария. Бертуччио, как всем было известно, получил свою должность с помощью огромной взятки. — Это интересно…

— Распутник? — прищурилась мать Антония, аббатиса обители Санта-Мария-Глориоза-деи-Феррари, монахини которой вели негласное соперничество с сестрами аббатства Мизерикордия по количеству и качеству любовных историй. — Это еще интереснее!

— Увы, господа, оставьте напрасные надежды, — покачал головой отец Балтазар. — Вы забыли мои слова: Джироламо злодей из злодеев и подлец из подлецов. Он переспит со всеми сестрами, которые станут строить ему глазки, и изнасилует остальных. Он охотно будет жрать в Великий пост жареную свинину. Он опустошит ваши сундуки, принимая взятки… а потом отправит в Рим донесение, где будет достоверно изложено то, о чем умолчал бы самый алчный чиновник, получивший за свое молчание соответствующую мзду. Поэтому лучше не тратиться на Джироламо — это бессмысленно!

— Но ведь мы можем обвинить его самого в распутстве и вымогательстве! — запальчиво вскричала мать Антония. — Мол, сумма, которую ему дали, не устроила Джироламо, вот он и обвинил нас, вот и отправил письмо, безусловно, лживое…

— Нам не поверят, — покачал головою отец Балтазар. — Поверят ему.

— Это еще почему?! — взвилась неуемная Антония, но Балтазар заставил ее окаменеть своей следующей фразой:

— Джироламо Ла Конти — племянник папы. Сын его любимой сестры Лавренции. Более того, ходят слухи, что в молодости… словом, она была не только сестрой… так что вполне может быть… ну, вы понимаете. Поэтому я повторяю: нам не поверят.

Отец Амедео застонал, мать Антония сквозь зубы процедила пару крепких словечек, которые восхитили бы какого-нибудь баркайоло; отец Винченцо из обители Санта-Мария-дель-Орто пробормотал сокрушенно: «Sur-sum corda! Sursum corda!» — а Цецилия… Цецилия промолчала.

…Она слишком хорошо знала отца Балтазара (он был одним из ее постоянных любовников, хотя Цецилия обычно избегала священников: ей не нравилось заниматься любовью с мужчинами, у которых плешивые макушки), чтобы не понять: этот хитрец не станет собирать столько людей, чтобы предаваться с ними пустым стенаниям: все, мол, бесполезно, остается только в петлю или с камнем на шее в канал. Она знала: Балтазар приберегает какой-то сюрприз… и наконец поймала его лукавую улыбку и услышала вроде бы равнодушное:

— Я забыл упомянуть, что Джироламо Ла Конти совершенно неграмотен.

— И что? — простонал отец Амедео, а Цецилия, которая была женщиной сообразительной, от его тупоумия вспылила:

— Да то! Значит, у него есть секретарь, который будет писать донесения в Рим! Значит, нам предстоит прибрать к рукам этого секретаря!

— Браво, Цецилия! Браво! — воскликнул отец Балтазар, бросив на нее взгляд, исполненный искренней любви и восхищения. — Хотя, должен сказать, Гвидо Орландини — довольно крепкий орешек. Весьма умен! Весьма образован! Доктор обоих прав — обладает специальными знаниями в области канонического и римского права. ему разрешено преподавать, он является одновременно теологом и юристом.