В тени граната - Холт Виктория

Внезапно за дверями послышался шум. Двери распахнулись, и в комнату величавой поступью вошел король. Лицо у него было краснее обычного, а то, что он разгневан, было заметно по его неестественно величавой походке. В руке он держал бумаги, и одного быстрого взгляда, который она метнула на эти бумаги, обернувшись от зеркала, было достаточно, чтобы Катарина поняла, что причиной гнева были новости из Испании.

Мария встала и вместе с другими женщинами в комнате присела в реверансе. Король не одарил оценивающей улыбкой какую-нибудь особенно красивую женщину, попавшуюся ему на глаза, что по обыкновению делал. Генрих всегда был прямодушен, и сейчас все его мысли были сосредоточены на принесенных документах.

Он сделал повелительный жест рукой, весьма красноречивый. Он означал: «Оставьте нас». Женщины поспешили повиноваться, а у Марии при виде разгневанного королевского лица упало сердце, потому что, будучи ближе к Катарине чем любая из ее сверстниц, она знала, что королева начала бояться короля.

Когда они остались одни, Генрих уставился на жену свирепым взглядом, первые несколько секунд слишком разгневанный, чтобы заговорить. Та ждала, по опыту зная, что когда король в таком состоянии, любое небрежно сказанное слово может еще больше раздуть его гнев.

Генрих помахал бумагами, как знаменами при наступлении на врага.

— Новости от твоего отца! — резко бросил он ей в лицо.— Он, видимо, определенно решил меня оскорбить.

— Генрих, уверена, что этого не может быть. Он так тебя уважает.

— Видимо, это не так. Он пишет мне, что мои армии бесполезны. Предлагает воевать для меня, если заплачу ему за наемников!

— Не может быть.

— У тебя есть глаза. Прочти это,— прорычал он.

Она взяла бумаги и проглядела их. Своего отца она могла видеть лишь в том свете, как ее научила мать. Изабелла никогда не жаловалась своим детям на поведение Фердинанда и всегда выставляла его как идеального короля и отца. Только случайно Катарина узнала, что отец много раз изменял Изабелле, чему подтверждением были дети. Даже поняв, что он был неверным супругом, по ее мнению, самой святой и великой из женщин, она все же не могла поверить, что он не был благородным и честным человеком; поэтому она слепо поверила всему, что он написал.

— Ну? — грубо потребовал Генрих.

— Мой отец обдумал, что случилось с нашими людьми в Испании. Он хочет помочь тебе.

— Поэтому он насмехается надо мной и моими армиями.

— Ты понял это не так, как здесь написано, Генрих.

— Я... я? Полагаю, я глуп, мадам. У меня нет вашего понимания. Однако, ты и твой отец забываете об одном.— Он подошел к ней поближе, сощурив глаза, и Катарина отпрянула, потому что увидела неприкрытую злобу на его лице.— Если бы не я, что бы с тобой было? Я поднял тебя наверх до нынешнего положения. Будет лучше не забывать об этом. Многие против нашего брака. Кем ты тогда была? Жалкой изгнанницей. Твой отец не оказывал тебе поддержки... ты жила в бедности.— Генрих заложил руки за спину, не сводя с нее сердитого взгляда.— Мне говорили, что такой монарх как я может выбрать себе супругу среди величайших наследниц в мире. А что сделал я? Я выбрал тебя. Вас, мадам, бывшую жену моего брата, о которой не вспоминал отец и которая жила в жалкой нищете в Дарем-хаус. Я поднял тебя наверх. Я посадил тебя на трон. И вот моя награда...

Катарина пыталась противостоять охватившему ее при этих словах ужасу. Она побледнела, судорожно дергающиеся пальцы вцепились в складки ее одежды.

— Генрих,— сказала она,— мне это хорошо известно. Даже если бы я не любила тебя за многие твои прекрасные качества... я была бы благодарна и готова служить тебе до конца моих дней.

Он немного успокоился. Она подумала: «О Боже, как легко его умиротворить, как легко его рассердить».

— Это хорошо, что ты помнишь о своих долгах,— проворчал Генрих.— А твой отец! Что ты скажешь в его защиту? Он тоже должен быть благодарным за то, что я для тебя сделал. Вот пример его благодарности!

— Генрих, он предлагает помочь тебе...

— Силами немецких наемников! Потому что мы, англичане, не в состоянии сами сражаться!

— Он не имел в виду, Генрих, Я уверена в этом.

— Не имел в виду! Тогда почему он это говорит?

— Потому что он считает, что ты страдаешь от острого разочарования, потому что он сожалеет, что наша армия не достигла цели.

— Он не желает английских войск на испанской земле! Клянусь Богом, я бы повесил этого изменника Дорсета. Если бы не прислушался к твоим мольбам сохранить эту никчемную жизнь.