Мера любви - Бенцони Жюльетта

Катрин медленно подошла к панно, закрыла его и, подойдя к Изабелле, внезапно улыбнулась.

– Мне бы больше понравилось, если бы вы сказали: я, супруга, хочу этого! Так вы не любите вашего сеньора?

– Это вас не касается! Речь не об этом. Да и можно ли любить фавна, козла, находящегося в вечном гоне?

– Конечно! Вы говорите так о нем, потому что не любите его. Ваш эскорт ни к чему. Я приехала не для того, чтобы остаться, и этой ночи не было бы, если бы случай не привел меня на путь следования вашего кортежа. Я приехала в Лилль всего на одну ночь, это была лишь передышка. Я заеду за своими слугами и багажом и уеду навсегда из этого города. Вам останется лишь убрать эти портреты, которые вам так неприятны, и забыть меня.

– Прекрасно! В таком случае, если вы готовы, следуйте за мной.

Изабелла направилась к двери. Катрин завернулась в большую черную лисью шубу, окинула взглядом комнату, еще источающую теплый запах любви, помятую кровать, остатки ужина, горячие угли в камине с изображенной на нем голубой химерой.

– Госпожа герцогиня, последний вопрос.

Раздраженная, Изабелла высокомерно обернулась на пороге:

– Вы злоупотребляете! Какой же?

– Вам не нравится любовь, не так ли?

Узкое прекрасное лицо белокурой португалки покраснело. В глазах вспыхнул гнев.

– Что вы называете любовью? Удовлетворение низких инстинктов? Эту похоть, роняющую человеческое достоинство? Это сплетение тел, несовместимое с добродетелью?

– Нет. Это самое сокровенное слияние двух чувственностей, сладкое безумие, пьянящая бездна, это…

– Хватит, – прервала ее Изабелла. – Мы говорим на разных языках, мне ни к чему знать о ваших ощущениях!

– Возможно. Но в таком случае не удивляйтесь, что мужчина найдет в другом месте то, в чем ему отказывает супруга.

– Я – дочь короля, сестра короля! Я не опущусь до поведения развратницы!

Катрин плотнее закуталась в шубу, надела капюшон и вздохнула.

– Вы правы, герцогиня, мы говорим на разных языках. Но я думала, что в Португалии, где такое жаркое солнце и душистая земля, даже принцессе могло бы нравиться любить!

В доме Симоны, где ее, конечно, ждали, проснулись только слуги. Катрин попросила одного из них пойти во дворец и сказать ван Эйку, что она срочно должна его увидеть. Ей ответили, что незачем так далеко ходить и что художник воспользовался гостеприимством Морелей и, должно быть, еще спит.

– Так разбудите его! – приказала она.

Он не заставил себя долго ждать. Через несколько минут он прибежал с растрепанными волосами, в наброшенном наспех дорожном плаще, послужившем ему домашним халатом.

– Во имя всех святых рая, Катрин, где вас, черт возьми, носило? Мы искали вас добрую половину ночи.

– Как будто вы не знаете! Во дворце, конечно.

– Я знаю, но где во дворце! Мы умирали от страха, и наши опасения увеличивались час от часу. Мы передумали все самое страшное.

– Что же?

– Подите угадайте! Вчера вы были в таком настроении, что я уже думал, не попали ли вы в тюрьму. Когда мы узнали от госпожи Симоны, что монсеньор не появился на королевском банкете, что он оставил гостей, сказавшись больным, и когда мне, его камердинеру, не удалось добиться аудиенции, я вообразил Бог знает что: герцог после холодной встречи с вами арестовал вас и приказал бросить в тюрьму, после чего он, разгневанный и несчастный, уединился, отказавшись от праздника и страдая от гнева и досады, что часто с ним случается. У меня даже промелькнула мысль, что он приказал вас убить.

– Так просто? Какое воображение! И вам в голову не пришла мысль, что я могла провести с ним ночь?

– Провести ночь с герцогом? Всю ночь?

– Всю ночь! Ян, только не надо уподобляться коту, нашедшему горшочек со сметаной. Этой ночью он был моим любовником, как прежде, но это в последний раз. Мы больше не увидимся. В некотором роде – прощание.

Ван Эйк пожал плечами:

– Какая глупость! Катрин, он вас любит и…

– О! Я знаю, что он любит меня. Я нашла тому слишком много подтверждений в розовой комнате, точной копии моей комнаты в Брюгге, за исключением того, что находится за панно. Мой друг, вам удается нарисовать не только то, что вы хорошо знаете, но и то, что вы никогда не видели! И, кажется, вы повторили этот подвиг пять раз? Мои поздравления!

Покраснев, как помидор, он бросил на нее возмущенный взгляд.

– Шесть! – возразил он. – Один портрет я сделал для себя и решил, что необязательно докладывать об этом герцогу. И скажу вам больше: я нисколько не сожалею об этом, признаюсь, что провел перед этими картинами самые упоительные моменты моей жизни!