Флорентийка - Бенцони Жюльетта

– Вы полагаете, что я отдал бы ему Фьору, если бы не это? Лоренцо де Медичи отказал герцогу Бургундскому в займе. Рука моей дочери… и ее приданое – вот цена его молчания. Как видите, он не продешевил!

– Чтобы человек его звания унизился до такого гнусного торга? В это верится с трудом. Селонже всегда слыли за людей суровых, неуступчивых, но их верность слову, честность никогда не вызывали сомнений. Да и ради чего им ронять свое достоинство? Ради денег? Но они всегда находились в милости у герцога и не имели недостатка ни в чем…

– Это единственное, что его оправдывает: он добивался денег не для себя. Вы же слышали его слова? Слава богу, он уехал, и на сей раз навсегда! Мы никогда его больше не увидим!

– Никогда? Разве он намерен бросить молодую жену, в которую, по всей видимости, сильно влюблен?..

– Нет, но он решил искать смерти на войне. Филипп любит Фьору, по крайней мере на словах. Может быть, это и правда. Но он считает, что женитьба на дочери опозоренных родителей запятнает его родовую честь.

– Он женился на дочери одного из самых уважаемых граждан Флоренции. Хоть он и Селонже, но ему не приходится краснеть за такое родство. Никто в нашем городе и слыхом не слыхивал ни о каких де Бревай…

– Разумеется, но Селонже заладил свое: такой позор невозможно пережить.

– А откуда он все узнал?..

– Понятия не имею. Утверждает, что был поражен семейным сходством… Молодые де Бревай, сестра и брат, очень походили друг на друга. А дочь – живой их портрет. Теперь же, донна Леонарда, прошу вас, не будем больше говорить об этом человеке. Мне бы хотелось как можно скорее забыть о нем.

– Вы полагаете, что Фьора забудет его с такой же легкостью? Он сумел покорить ее сердце, иначе она бы не отдалась ему так беззаветно. И я готова поклясться, что ваша дочь принадлежит к категории однолюбов. Она же будет страдать…

– Но не сейчас! Она знает, что муж должен присоединиться к армии герцога под Нейсе, и готова его ждать. Вот его смерть действительно явится для нее ударом. Надеюсь только, что ждать ее придется недолго: боль утраты, без сомнения, будет острой, но и она пройдет.

– Ожидание может затянуться, – покачала головой Леонарда. – Из страха погубить свою бессмертную душу, а может быть, и честь, рыцарь не станет кончать жизнь самоубийством. Следовательно, ему придется найти более сильного противника, чтобы погибнуть в честном бою. А если верить рассказам его оруженосца, найти такого противника будет нелегко…Месcир Франческо, вы заключили очень странный контракт! Всевышний может помешать его выполнению…

– Поживем – увидим! А сейчас будем радоваться тому, что Фьора навсегда останется с нами. И мы по-прежнему будем холить и лелеять ее.

– Разве она никогда не сможет носить имени своего мужа?

– Разумеется, сможет! Как только изменится политическая ситуация и не надо будет опасаться гнева Лоренцо, мы сразу же объявим о браке.

– А если это удастся сделать одновременно с объявлением о смерти мужа, то будет еще лучше, не правда ли? – с горечью спросила Леонарда.

Она вдруг поняла, что если бы Филипп не предъявил права на первую брачную ночь, то Бельтрами вполне бы устроила их постыдная сделка. Напрашивался вывод: даже лучший из лучших подчас способен вести себя как безжалостный эгоист. Конечно, прошлой ночью, когда Фьоре пришлось делить ложе с мужчиной, Бельтрами, наверное, пережил все муки ада. Но теперь он думает только о счастье всегда видеть дочь рядом с собой…

– Действительно, как прекрасно все устроилось! – вздохнула Леонарда. – Но мне пора идти в спальню к Фьоре, чтобы быть рядом, когда она проснется. Сдается мне, что, в отличие от вас, это утро вовсе не покажется ей приятным…

Леонарда с трудом сдерживала гнев. Сколькими слезами придется заплатить ее девочке за счастье, которое продолжалось лишь три дня и одну ночь. Неужели Бельтрами не понимает, что, познав плотскую любовь, его дочь никогда не станет прежней Фьорой? А если родится ребенок?

«Не дай бог! – подумала про себя Леонарда. – Став матерью, Фьора никогда не сможет забыть свое мимолетное супружество. А забвение – это лучшее из того, что можно ей пожелать».

Медленными шагами, стараясь не шуметь, Леонарда снова вошла в спальню. Фьора продолжала спать. Воспитательница придвинула к кровати стул и села, ожидая ее пробуждения. Она не хотела, чтобы Фьора проснулась одна в пустой комнате.

И действительно, едва открыв глаза, Фьора сразу же увидела перед собой знакомое лицо и широко улыбнулась: