Сильнее смерти - Бекитт Лора

Накануне решающего сражения Нагасава призвал к себе верного Ито и сказал ему:

– Надеюсь, ты понимаешь, чем это закончится?

– Вы не верите в победу, господин? – осторожно спросил тот.

– Верю. Верил всегда. Но вера – это не меч, и не лук, и не стрелы, и не сотни воинов, что есть у князя Аракавы. Она рождает мужество, но не творит чудеса. – Он помедлил. – Вера не только помогает нам жить… Сегодня она позволит нам достойно умереть. Разве не так, Ито-сан?

– Да, господин.

– Ито-сан, я хочу попросить: позаботься о моем сыне. Главное, чтобы он не попал в плен и не познал позора!

– Мне кажется, если будет нужно, господин, Кэй-таро-сан успеет совершить сэппуку.

– Да, – секундой позже произнес Нагасава, – я с детства учил его, что жизнь и смерть не только противоположности; одно переходит в другое так же естественно, как день сменяет ночь. Он не испугается смерти.

В самый разгар битвы, когда стало ясно, на чьей стороне перевес, Кэйтаро внезапно пожелал сразиться с предводителем вражеского войска, князем Сабу-ро. Он не стал спрашивать позволения у отца: господин Нагасава был тяжело ранен в самом начале боя, и заботливые вассалы поспешили отнести его в безопасное место.

Поняв, что ему не пробиться сквозь толпу яростно сражавшихся самураев, Кэйтаро принялся соображать, как пробраться на другой конец поля, ближе к ставке врага, и в конце концов решил перейти через возвышавшийся слева крутой холм. Он позвал своих воинов, и они начали взбираться по каменистой тропинке.

В какой-то момент молодой человек остановился и посмотрел вниз. Долину покрывал сплошной цветной ковер – желтогкрасные, оранжево-белые, золотисто-зеленые доспехи, сверкающее оружие. Слышались тяжелое дыхание, звон мечей, скрежет зубов, проклятия и крики, стоны и предсмертный хрип.

Кэйтаро стиснул зубы и сжал кулаки. Сама мысль о том, что войско отца может быть разбито, казалась ему смертельной.

Он спустился с противоположной стороны холма и, очутившись среди яростно сражавшихся воинов, принялся выкрикивать: «Сабуро-сан! Я хочу сразиться с вами, Сабуро-сан!»

Через некоторое время перед ним возникла фигура на коне, в голубом панцире, с бронзовыми гербами, изображавшими трилистник. Человек холодно и жестко смотрел на Кэйтаро.

– Господин Сабуро? Я хотел бы сразиться с вами! – прокричал юноша.

– Взять его! – произнес человек и развернул коня. В плечо юного самурая вонзилась стрела. Другая впилась выше колена. Кэйтаро ощутил почти детскую обиду и досаду. Он не думал, что его судьба будет такой позорной и жестокой!

Вечером господин Нагасава очнулся в лесной хижине, в глухом пустынном уголке, окруженном молчаливыми, сумрачными деревьями.

Над ним склонилось знакомое лицо. Ито-сан.

– Мы разбиты?

– Да, господин.

– Живые есть?

– Немного.

Нагасава пошарил вокруг себя.

– Мой меч…

– Здесь, господин.

– Где Кэйтаро?!

Глаза Ито были темны и печальны.

– Его никто не видел. Он взобрался по склону холма с несколькими самураями, а потом исчез. Его воинов нашли – все они мертвы, а Кэйтаро…

Нагасава опустил тяжелые веки.

– Он что, покинул поле боя? Ито помедлил.

– Неизвестно, что пришло ему в голову. Погибших очень много – он может быть среди них…

– А если поискать среди живых?

– Наших?

– Неважно где.

– Уж не думаете ли вы, господин…

– Кэйтаро?! Нет, конечно нет! Это невозможно! Я знал предателей, и не одного, но… – Его лицо побагровело и покрылось каплями пота, дыхание стало прерывистым, а речь – бессвязной. Мысли путались – начинался бред.

И в этом бреду его преследовал страх за свои ошибки, за неверно прожитую жизнь. За своего сына.

Мидори неподвижно лежала на мягких подушках. Рядом мирно спала ее новорожденная дочь. Обрамленное распущенными черными волосами лицо женщины белело, словно холодная ясная луна в безбрежной темноте ночи. Но в ее глазах, под полуопущенными ресницами пылал скрытый огонь.

– Господин сердится на меня, – тихо произнесла она.

– Разве господин сердился на вас хотя бы раз в жизни? – рассудительно произнесла сидящая рядом Масако.

– Да, – безучастно согласилась женщина, – ты права. Это мой отец рассердился, что я родила не сына, а господин отнесся к появлению ребенка так, как отнесся бы к восходу луны или солнца…

– Господин понимает: ребенок есть ребенок – неважно, девочка или мальчик! – с воодушевлением подхватила Масако. – И он очень заботится о вас. «Посиди с Мидори-сан – она еще слаба, – сказал он мне. – И проследи, чтобы она хорошо поела».