Цыганский барон - Мартин Кэт

Доминик поцеловал ее вновь, и она почувствовала, как горячая твердая плоть его прижалась к ее ноге. Кэтрин не испугалась, нет. Она боялась только, что это может вдруг закончиться. Он, словно почувствовав ее желание, взял в рот сосок и начал ласкать его медленными дразнящими движениями, сводя ее с ума.

— Прошу тебя, — выдохнула она, выгибаясь перед ним дугой,

Но он вдруг замер.

— Англичанин, — сказал Доминик. — Скажи мне, что любишь его, и этого не произойдет.

Голос разума молчал. Кэтрин подумала о том, сколько горя причинила ему ее ложь, сколько боли может принести эта, новая.

— Ты любишь его? — настаивал Доминик.

— Нет.

Она почувствовал, как ему сразу стало легче.

— Слава Богу.

Доминик поцеловал ее, страстно, нежно. Использовал язык, губы, руки, все свое тело, чтобы довести ее до беспамятства. Она чувствовала жесткие волосы на его нотах, мускулистую грудь и твердую, настойчиво требовавшую входа плоть. Кэтрин раскрыла ноги ему навстречу, и Доминик тихо застонал.

— Кэтрин, — шептал он, раздвигая ей ноги еще шире и осторожно входя в нее. На секунду он остановился, и лицо его в тот момент было таким заботливым, таким нежным, что у Кэтрин екнуло сердце.

— Мне придется сделать тебе больно — только один раз. Прости.

Кэтрин обвила его шею руками и приблизила его губы к своим. Доминик вернул поцелуй, дразнящий, сладкий, волнующий, затем раздвинул языком губы и в тот же момент вошел в нее поглубже.

Кэтрин вскрикнула от неожиданной боли, пальцы ее впились ему в спину. Доминик стал целовать ее шею, щеки, глаза. Когда рука его коснулась ее груди, нежно погладила шелковистую кожу, Кэтрин, решив, что больше он не сделает ей больно, расслабилась. В тот же момент Доминик вошел еще глубже.

— Тебе не больно? — спросил он.

Кэтрин мотнула головой. Она чувствовала себя наполненной им, связанной с ним так плотно, так крепко, как, казалось бы, не могут быть связаны люди.

— Худшее позади. — И Доминик начал медленное движение внутри нее.

Кэтрин расслабилась, отдавшись, как музыке, ритму его движений, Доминик, почувствовав ее готовность следовать за ним, увеличил темп.

Несколько минут он с силой глубоко вонзался в нее, и Кэтрин выгибалась навстречу каждому его толчку. Мышцы ее напряглись от того, что что-то сладкое и ни с чем не сравнимое росло в ней, набухая, разрастаясь, что-то настолько невероятное, что, казалось бы, не могло существовать на земле. Она вся отдалась наслаждению.

Чувствуя, как приближается Кэтрин к высшей точке наслаждения, Доминик увеличил силу и глубину движений. И вспышки огней, блистательный мир раскрылся перед Кэтрин. Он был так красив, так неописуемо сладок, что она невольно облизнула губы.

Когда, достигнув вершины, Кэтрин медленно заскользила вниз, у нее было ощущение, что крохотную частичку того мира ей удалось унести с собой, сохранить навсегда.

Уже потом она почувствовала руки Доминика, обнимающие ее, увидела мелкие, словно капли утренней росы, бисеринки пота, покрывавшие его тело.

Любовь.

Когда это случилось? Наверное, в тот изумительный момент, в те секунды, когда они держали друг друга в объятиях, когда аромат того запредельного мира, в котором они только что побывали вдвоем, еще щекотал ноздри, словно шлейф дорогих духов.

Она любила его,

Она знала это. И она будет любить его всю жизнь. Что бы ни случилось, куда бы ни закинула ее судьба, ничто не сотрет из ее памяти этого часа, этих минут, этого чувства.

— Тебе хорошо? — спросил Доминик, убирая с ее лба влажную рыжую прядь.

— Да. Это было прекрасно.

— Я не сделал тебе больно?

— Только чуть-чуть. Господи, никогда в жизни я не испытывала ничего подобного. Видит Бог, ты дал мне райское наслаждение!

Доминик приподнялся, посмотрел ей в лицо. Губы ее припухли от поцелуев. Румянец окрасил щеки.

— Ты самая удивительная женщина на свете, — сказал он. — Я думал, ты будешь плакать, винить меня за то, что я принудил тебя к этому. Я думал, ты научишься чувствовать наслаждение раз по меньшей мере на четвертый.

Кэтрин улыбнулась.

— Надо было остановиться, я знаю. Но дело сделано, и упущенного не вернешь, так зачем же сваливать всю вину на тебя. Как бы там ни было, я навсегда запомню этот день как самый счастливый в моей жизни. Я всегда буду вспоминать его с радостью.

«И любовью», — добавила она про себя.

— С радостью? — спросил он чуть разочарованно. — Это все, что ты можешь сказать?