Агнесса. Том 2 - Бекитт Лора

Джек выпряг лошадей. Конечно, он вел себя смело, это Орвилу пришлось признать. «Но ведь у него здесь нет ни близких, ни жены, ни сына, о которых должен кто-то позаботиться. Такие люди не дорожат своей жизнью, чаще считая ее никчемной, — подумал он. — Да так оно, впрочем, и есть. И они стреляют, не размышляя о взятых на душу грехах».

— Вы в порядке? — спросил Орвил, когда Джек вернулся.

Тот кивнул.

— Да, только… задело немного.

На правом рукаве его одежды, пониже плеча расплывалось алое пятно.

— Не будешь под пули лезть в другой раз! — хладнокровно обронил Дэн. — Теперь из-за тебя нам придется вдвоем…

— Чушь! — возразил Джек, слегка морщась от боли. — Я могу и левой стрелять. Перевязать бы только…

— Сейчас!

Орвил, отдав Дэну свой револьвер, взял из чемодана белую шаль Агнессы и, разорвав ее на полосы, как сумел, сделал перевязку.

— Так хорошо? — спросил он, затягивая узел.

— Да.

Орвилу было странно прикасаться к этому человеку и, хотя он ни в чем уже не сомневался, все-таки спросил:

— Вы не работали на конном заводе как его… мистера Дейара? Лет девять назад.

В лице Джека промелькнуло пополам со смятением еще какое-то опасное выражение, и Орвил понял, что такого вопроса, видимо, не следовало задавать.

— Вы меня знаете? — глухо произнес Джек.

— Я Орвил Лемб, мы с вами жили в одном доме, даже в одной комнате. Вы помните меня?

Лицо Джека прояснилось, он сказал довольно спокойно:

— Да, припоминаю.

И все-таки он и после продолжал смотреть на Орвила с недоверчивым удивлением. Возможно, ему казалось непонятным, как это Орвил его узнал.

А Орвил, кстати, помнил и то, что дал Джеку довольно значительную для себя по тем временам сумму, узнав, что тот нуждается в деньгах. Дал для того, чтобы Джек мог уехать с Агнессой.

И сейчас… он отдал бы все для того, чтобы этот парень убрался с его дороги!

— Больше мы не встречались, — на всякий случай добавил Орвил.

Джек кивнул.

— Хорошо, что это именно вы, — заметил он. Орвил достал драгоценную воду.

— Возьми. Пей сколько хочешь.

Но Дж,ек, сделав лишь пару глотков, сказал: — Хватит. Думаю, она нам еще пригодится.

Через несколько минут он вернулся на свое место.

— Меньше стали стрелять, — проговорил Дэн, рукой вытирая пот со лба, — устали, наверное, свиньи!

—Все равно у нас патроны раньше кончатся, — усмехнулся Джек, а Орвил с холодеющим сердцем подумал, что он прав.

Вскоре все началось сначала. Бандиты, желая поскорее закончить дело, не давали противникам ни минуты отдыха, осыпая градом выстрелов. Солнце потихоньку двигалось на запад, но жара не спадала. Пыль покрыла людей с ног до головы, они устали, хотелось лечь на землю, не двигаться, не думать ни о чем.

Дэн, задыхаясь, как-то неловко повернулся, приподнявшись над землей, и внезапно с диким воплем упал на землю.

— Что там еще?! — вскричал Джек.

Дэн не ответил: согнувшись пополам, он скорчился в пыли, которая сразу побурела под ним. Он обхватил себя руками, и руки тоже были в крови.

Орвил подобрался к раненому. Дэн облизнул побелевшие губы; выражение его лица, перекошенного от боли, было удивительно беспомощным. Орвил подумал, что надо бы оттащить Дэна подальше, в тень чахлых кустиков, но минутой позже почувствовал, что это бесполезно. Кровь лилась из раны, руки, зажавшие ее, свело судорогой, лицо Дэна посерело, глаза закатились.

Джек сменил Орвила, но все уже было напрасно.

— Дэн! — произнес он, поднимая голову приятеля. — Дэн!

Но тот, похоже, не слышал; из губ его вырвался полухрип-полустон, последний звук угасающей жизни. Джек не любил Дэна, часто ссорился с ним, иногда почти ненавидел, но у них были похожие судьбы, столько времени они провели вместе и незаметно привыкли, привязались друг к другу; только сейчас Джек почувствовал, как страшно будет перенести еще и эту потерю, остаться совсем одному, он многим готов был пожертвовать ради того, чтобы этого не случилось. И теперь, на краю смертельного отчаяния, покинутый всеми и оставивший все, он начал понимать, что не одиночеством, не бесчестием, не бедностью наказывает человека судьба, а лишь только бессилием перед жизнью или смертью, страшной невозможностью что-либо изменить. Неотвратимость хуже нет ничего на свете, и есть слово, более ужасное даже, чем слово «смерть», — «никогда».

— Мне очень жаль, Джек, — сказал Орвил.