Страсть сквозь время - Арсеньева Елена

– Ну, похоже, что да. Обо мне!

– Значит, и к концу войны меня не повысят в чине, я останусь только лейтенантом? – досадливо вздохнул Марше. – Печально, черт меня дери! Ладно, но это все – события далекого будущего. А на ближайшую ночь что вы предскажете мне, Жюли? Что вы предскажете нам обоим? Страстные объятия или потоки крови?

Лидия ничего не успела ответить – в залу с криком: «Дезертиры! Дезертиры!» – ворвались солдаты. Они тащили с собой двух каких-то странных типов, при виде которых Лидия на несколько мгновений забыла о том, где находится и что вообще с ней происходит.

Вообще-то это были солдаты… фузилеры, пехотинцы. Однако лохмотьях их формы были почти не видны под множеством разноцветного тряпья, которое они на себя напялили. На одном – малорослом, тощеньком – были надеты бархатные и суконные женские юбки – одна на другую, как носят цыганки. Причем юбки были надеты не на талию, а на плечи и стянуты вокруг шеи. В них были небрежно прорезаны дырки для рук. На ноги солдат намотал какие-то тряпки – ведь его сапоги почти развалились.

Второй дезертир выглядел еще более экзотично. Он кутался в роскошный бархатный плащ, напоминающий мантию, вполне достойную короля, однако отороченную не горностаем, а черно-бурой лисой. Мех свалялся, намок, заскоруз от грязи и потерял всякий вид; кроме того, мантия была изуродована множеством нашитых на нее самых разнообразных и разноцветных заплаток.

«Моль ее побила, эту мантию? Или шрапнелью порвало?» – недоумевающе подумала Лидия.

– Да это бродячие актеры какие-то, а не солдаты Великой армии! – не то с ужасом, не то насмешливо воскликнул Марше. – Бродячие актеры, которые хотят разыграть пьесу времен короля Дагобера! Какая у вас роскошная мантия, ваше величество! – хохотнул он и дернул дезертира за плащ.

В ту же минуту одна из заплаток оторвалась – и что-то звякнуло об пол.

Дезертир отчаянно вскрикнул, рванул мантию из цепких рук лейтенанта – и отвалилась еще одна заплатка. Снова упало что-то на пол… это была золотая монета.

– Вот те на! – закричал Марше. – Да этот плащ с начинкой, словно праздничный пирог!

В одну минуту мантию совлекли с дезертира и отодрали заплатки. Монеты, кольца, серьги, драгоценные камни, броши так и посыпались на пол!

Солдаты подобрали их и передали лейтенанту.

– Да ты недурно поживился в какой-то шкатулке, – усмехнулся он. – Вернее, это был немалый сундук! Чего тут только нет! Целое состояние! Держите, ребята, вы это заслужили! – Он небрежно сунул золото и камни сержанту. – Подели между всеми в отряде. Да смотри не вздумай ополовинить в свой карман! Все дели по-честному. Мне не нужно ничего! – отмахнулся он королевским жестом, не забыв покоситься на Лидию: видит ли она его щедрость. – А теперь пойдемте, я хочу как следует допросить этих двух пташек, которые пытались улететь в далекие страны, набив полные клювики блестящих зернышек. К какому полку были приписаны? Говорите, ну?

Марше вышел. Солдаты выволокли дезертиров за ним. «Король Дагобер» горько рыдал, тот, другой, в женских юбках, тащился покорно, повесив голову.

Сташевский виновато смотрел на Лидию:

– Ничего не получилось…

Она кивнула.

– Я пойду посмотрю, как там Ирина, – нерешительно, словно прося позволения, проговорил Сташевский.

Лидия снова кивнула. Она хотела, чтобы доктор поскорей ушел. Ей нужно было остаться одной… нет, не только для того, чтобы поразмыслить о своей печальной участи.

Лишь только за Сташевским закрылась дверь, она упала на колени и сунула руку под диван. Сначала пальцы ее ничего не встречали, кроме пыли, но вот они нашарили что-то холодное, металлическое, продолговатое.

Лидия схватила это, вытащила.

На ладони лежал ключ.

Значит, ей не померещилось!

Этот ключ выпал из лохмотьев дезертира. Нетрудно было угадать, почему француз его подобрал. Ведь ключ сверкал, словно был сделан из чистого золота, ну, дезертир и накинулся на него, как сорока… А между тем это был самый обычный ключ от шкафа, письменного стола, бюро или комода. Тоненький, витиеватый, изящный. На головке отчетливо различимая надпись: 1787 и буквы: ОТ.

Да ведь это тот самый ключ, который Лидия выронила в глухом московском закоулке. Ключ Алексея Рощина!

У Лидии закружилась голова. Показалось, ее резко оторвали от земли и снова швырнули вниз. Даже ноги загудели, словно и впрямь от удара. А еще возникло странное ощущение: будто она смотрит в перевернутый бинокль. И эта комната, и окна, за которыми на разные голоса перекликались французские солдаты, и солнечный день 20 сентября 1812 года, и весь этот мир с его заботами и страстями, с его жизнью и болью – все показалось маленьким-маленьким и совершенно не имеющим значения – для нее, Лидии Дуглас, живущей в году 2007-м.

И тотчас это головокружительное, пугающее ощущение исчезло.

ОТ! Ouvrirai tout! Открою все…

Ключ, ключ, ключ!

Лидия выскочила из залы и опрометью кинулась в кабинет Гаврилы Иваныча. Уже вбегая, она вспомнила, что здесь расположился на жительство Марше, и вот будет смех, если он уже возлег на ту огромную кровать, которую велел отыскать и переставить сюда.

А ведь, пожалуй, он неправильно истолкует ее визит!

Лидия была так взвинчена, что нервически захихикала. Собственный смех показался нелепым и глупым. Она кое-как заставила себя уняться.

На счастье, ни Марше, ни кровати в кабинете еще не было. Все казалось прежним: и дубовые панели, и штофные обои, и литографии с библейскими сюжетами по стенам, и книжные шкафы, и бюро, и вольтеровские кресла, и кожаный диван – и изящный, на тонких высоких ножках, полированный и украшенный перламутровой инкрустацией комодик, формой напоминающий боб. Fкve. В одном из его ящичков не было ключа.

Лидия кинулась к нему и вставила ключ в скважину. Руки у нее тряслись и в ушах звенело. Она зажмурилась…

А когда открыла глаза, все вокруг было по-прежнему: кабинет, мрачноватые обои, темные шторы, комодик-fкve… Ничего не произошло!

«А что должно было произойти? – с горькой насмешкой спросила себя Лидия. – Ты думала, что, вставив ключ в замок, немедленно окажешься там, откуда пришла? В коридоре художественного музея?.. Нет, не получилось. И все же…»

И все же Лидия не сомневалась, она знала так же точно, как если бы кто-то шепнул ей об этом на ухо, что появление ключа было сигналом. Стоило ей по-настоящему захотеть покинуть этот мир, стоило страстно пожелать вернуться – и появился ключ. Она потеряла его, чтобы остаться здесь. Она нашла его, чтобы уйти отсюда.

Но как уйти? Вернее, где найти дверь?

Да все там же, откуда путь начался! В подвале того московского дома.