Ожерелье для дьявола - Бенцони Жюльетта

– Совсем против моего желания! Я не могу покинуть графа де Хага в самый разгар его путешествия. Мне надо привезти его в Швецию. Правда, это даст мне возможность обнять отца, потому что в последний раз я же доехал только до Германии, там я встретил Его Величество Густава Третьего, направлявшегося в Италию. А кроме того, это позволит мне уладить некоторые дела, по крайней мере, я на это надеюсь.

Жиль не понял, о каких делах идет речь, да и не обратил особого внимания на эти последние слова. От Рошамбо он знал, что в своей привязанности к Франции Ферсен страстно желал приобрести шведский королевский полк, но необходимых средств на это у него совсем не было. Отец же его, граф Фредерик Аксель, даже и слышать не хотел о таких значительных расходах. Это надолго отдалило бы сына от отца да и, кроме того, грозило разорением семьи.

Жиль только спросил:

– Когда же ты уезжаешь?

– Я еще точно не знаю. Король предполагает назначить отъезд в Швецию десятого или двенадцатого июля, но еще ничего не ясно. Конечно, « времени уже осталось мало, тем более что сейчас дни очень заняты, время проходит быстро. Мы купаемся в празднествах, в удовольствиях, во всяких развлечениях. Густав Третий в восторге от всего этого. Но меня это немного раздражает.

Я не понимаю, почему он продолжает принимать приглашения в парижские салоны.

– Конечно, ведь более приятно проводить время в салонах Версаля! – заключил спокойным тоном Жиль. – Ну что же, мой друг, оставляю тебя с твоими удовольствиями. А я иду готовиться к переезду.

Аксель обнял друга с прежней теплотой.

– Не забывай то, что я тебе сказал: ты самый счастливый человек. Ты часто будешь бывать там.

Решительно, это было какое-то наваждение, болезнь. И определить ее диагноз не представляло особого труда для Турнемина: этот несчастный был самым безнадежным образом влюблен в королеву, и это оборачивалось постоянной навязчивой идеей. Но в свете того, что он увидел во время театрального представления, это зло, которое до сих пор он считал невинным, обретало уже беспокойные цвета. Влюбленный в королеву Ферсен, этот безобидный ласковый мечтатель, становился опасным человеком для королевства… и для короля.

Белые силуэты приглашенных плыли сейчас по саду, чудесным образом иллюминированному скрытыми лампионами, свет от которых был так легок и нежен, что каждая женщина, каждый мужчина казались порхающими по аллеям подобно сверкающим призракам.

Около водяного каскада на огромных полотнах, расписанных темперой, были изображены трава, скалы, кустарники, фантастические цветы, а позади Храма Любви только что засверкал пламенем большой костер, отбрасывая в темень ночи блеск золотой зари.

Кто-то своей крепкой рукой схватил Жиля за руку, послышался радостный голос:

– Ну что, мечтаем под звездами, вместо того чтобы идти со всеми на ужин. А? Не хотите есть?

Отрешившись от своих мечтаний, заставивших его погрустнеть на какое-то время. Жиль де Турнемин радостно воскликнул, узнав веселого виконта де Ноайля, одного из самых первых компаньонов его приключений и одного из самых дорогих ему людей. Это он принял самое активное участие в его судьбе. Это он сделал все, чтобы Рошамбо взял его к себе секретарем.

– Нет, не хочу. Извините меня, виконт, но здесь все так для меня ново, мне, такому дикарю, надо ко всему привыкнуть.

– Ну что вы! Вы здесь так же у себя, как и мы.

Здесь много американских друзей.

– Но не все. Я не видел ни генерала Лафайета, ни Лозена.

Ноайль сделал недовольную гримасу, тщательно поправляя восхитительный галстук из месалинских кружев.

– У вас гениальная способность сыпать соль на рану, затрагивать больное место. Действительно, нет ни того ни другого. Лафайет, этот герой Парижа, слишком часто посещает монсеньера герцога Орлеанского, и поэтому его недолюбливают в Версале и не переносят люди из Пале-Рояля.

Кроме того, он снова отправился в Америку. А что до Лозена, то он в немилости.

– Да?! И почему же?

– Якобы он излишне настойчиво ухаживал за королевой. И к тому же, он уверяет, что побуждался к этому самым энергичным образом. Но говорят, что дело приняло плохой оборот. Наш король запретил ему бывать в Версале.

– '; – Ухаживал за королевой! Как за простой фрейлиной из ее свиты! – ошеломленно пробормотал Жиль. – Что он, с ума сошел?

Ноайль пожал плечами.

– Ну-ну, шевалье. Каким бы вы ни были дикарем, но не говорите мне, что вы совершенно ничего не знаете о слишком часто расползающихся слухах, об увлечениях нашей повелительницы. Ей уже приписывали, я сказал приписывали, я стараюсь быть объективным, столько любовников: Куаньи, Водрей, Безенваль, что Лозен мог чувствовать себя слегка приободренным. Он же имеет такой успех у женщин!