Среди роз - Дрейк Шеннон

Внезапно Женевьеву охватили ужас и раскаяние. Что такого она сказала? Почему его лицо вдруг исказилось от боли? Девушка задрожала, неожиданно осознав, что он полностью обнажен, как и она. Прикосновение его рук словно оставляло на коже пылающие клейма, тело было твердым, как камень, а внутри его таилась взрывная, мощная сила. Ошеломленная этой переменой, Женевьева перестала отбиваться. Тристан бросил ее на кровать и лег сверху. Она почувствовала, как его достоинство прижимается к ее бедру, пробуждая в глубине тела трепет. Это огромное копье пульсировало! Не ведая, что такое слабость и жалость, он сейчас даст выход своей ненависти к ней. Женевьева, ошеломленная грубой мужской силой, не решалась пошевелиться.

Когда Тристан приподнялся над ней, девушка не выдержала.

— Прошу вас! — прошептала она.

Он просунул колено между ее ног, и Женевьева почувствовала, что Тристан прикасается к внутренней поверхности бедер, вблизи врат ее девственности. Слезы хлынули из ее глаз, и, ненавидя себя, она взмолилась: — Я боролась так, как могла. Я никогда никого не хотела убивать, но пришла в отчаяние! Сила была и остается на вашей стороне, вот мне и пришлось воспользоваться тем оружием, какое оказалось под рукой. Я… — Она осеклась и беспомощно уставилась на него огромными глазами.

Ее слова произвели на Тристана странное воздействие: его решимость не ослабела, он не отодвинулся, но устало опустил ресницы.

— О чем вы просите? — хрипло осведомился он. — Думаете, ваши люди ждут на пороге спальни, миледи? И в любой миг явятся к вам на помощь? Этого не будет, уверяю вас. Сегодня вы сдержите свое обещание. Скажите честно — если способны на честность, — чего вы добиваетесь?

Она закрыла глаза и еле слышно прошептала:

— Прошу, не причиняйте мне боли…

— Тогда вспомните свое обещание, Женевьева. Вы поклялись, что ночью будете нежны со мной, как влюбленная невеста. Не станете пытаться причинить мне боль. А я пострадал не только от удара кочергой, но и от ваших кулаков, ногтей, зубов — и колена.

Она не смела открыть глаза, но ощущала его всем своим существом, всей кожей и плотью — его сильные ноги и грудь, бедра, оплетенные мускулами, пульсирующее копье… Тристан все так же нависал над ней и оставался в таком положении еще очень долго. Внезапно Женевьеве стало легче дышать, но она не открыла глаза.

А потом он опять коснулся ее, и это прикосновение было таким легким, что Женевьева сама пожелала продлить его. Ладонь Тристана скользила по ее телу, животу, бедрам медленным, ласкающим движением. Пальцы легли на грудь и слегка сжались, задев сосок. Женевьева чуть вскрикнула, и Тристан прошептал что-то, чего она не расслышала, но задрожала от его ласк.

— Лежи спокойно…

Это продолжалось целую вечность — она лежала неподвижно, а он ласкал ее и что-то шептал. Женевьева чувствовала себя побежденной: больше она не могла бороться.

Тристан был нежен и терпелив, и вскоре ее начала бить совсем другая дрожь. Он убаюкивал и завораживал ее. Постепенно страх исчезал, движения рук Тристана успокаивали, пробуждали в глубине тела что-то неведомое и необъяснимое. А он продолжал колдовать в бледном свете луны. Его терпение казалось безграничным. Женевьева вдруг поняла, что не просто подчиняется его ошеломляющей силе.

От его прикосновений она словно ожила. Ее тело не было холодным, в нем вспыхнули жар и нетерпение. Рядом с Женевьевой был уже не враг Тристан де ла Тер, а олицетворение мужской силы. В душе она знала, кто он такой, но эти мысли вытеснились сладостными ощущениями. Впервые в жизни Женевьева чувствовала себя такой живой.

Она снова вздрогнула, когда он передвинулся, склонил голову, вобрал ее сосок в рот и начал дразнить его кончиком языка. Движения становились все быстрее и настойчивее, он обводил сосок языком, играл с ним, осторожно сжимал его.

Женевьева сама не помнила, как запустила пальцы в волосы Тристана, бессознательно приподняла колени и развела ноги в стороны. Она вдыхала чистый, острый мужской запах, окружавший ее точно туман, проникающий сквозь кожу и опьяняющий.

Его губы переместились в ложбинку между грудями, помедлили и занялись вторым соском. Женевьева задохнулась. Уронив руки на плечи Тристана, она задрожала от движений его пальцев. Как мужчина, он был неотразим — сильный, гибкий, здоровый, полный сил…

Наконец Тристан поднял голову, посмотрел на Женевьеву в темноте, а затем приложил ладони к щекам и коснулся ее губ. Он увлажнил их языком и осторожно приоткрыл. Поцелуй был долгим и требовательным, его язык проникал все глубже, и эти движения тоже завораживали Женевьеву. Ей следовало бы ненавидеть Тристана, но ничего подобного не случилось: эта ночь казалась полной очарования.