Кинжал с красной лилией - Бенцони Жюльетта

Никто не мог поспорить с тем, что она внушила королю безумную страсть, хотя и по внешнему виду, и по характеру была полной противоположностью и Габриэль, и Марии. Брюнетка, в отличие от двух блондинок, она обладала живостью и пикантностью, была смешлива и искушена в любовных играх, но при этом отличалась придирчивостью, бессердечием, эгоизмом и готовностью всегда отпустить язвительную реплику.

Тома, как и все при дворе, знал особенности маркизы и счел подвигом с ее стороны то участие, которое она проявила к несчастной Лоренце, которую он вытащил на берег. Вокруг не было ни единой живой души, только мадам де Верней со своими слугами — она возвращалась с ночного празднества, устроенного той, кого вся Франция называла королева Марго...

Отказавшись от предложенного гостеприимства мадам де Верней, Тома де Курси наблюдал за удаляющимися факелами маленького кортежа, который вскоре растворился во тьме. Возвращаться к товарищам, которых оставил, заметив женскую фигурку, бежавшую к Сене, он не стал. Тома как раз вышел с приятелями из таверны, и эта женская фигурка заставила забиться его сердце чуть быстрее, а почему, он и сам не знал. Ему и теперь не верилось, что на его долю выпал счастливый случаи спасти ослепительную красавицу, которая нанесла такую рану сердцу его друга Антуана...

Кровь застыла у него в жилах, когда он вместе с мадам де Верней увидел, до какого состояния довел маркиз де Сарранс свою молодую супругу. А кто еще, кроме него, мог это сделать? Кто, кроме него, имел право обнажить в эту ночь волнующую грацией и совершенством красавицу? Тома не нужно было даже закрывать глаза, чтобы увидеть перед собой красные полосы, оставленные хлыстом на белой, как снег, нежной коже... Немыслимое счастье, которое свалилось на старика, видно, свело его с ума... Если бы де Курси не промок насквозь, он бы непременно отправился на улицу Бетизи, чтобы узнать, что там происходит. Но Тома был разумным молодым человеком и в противоположность своему другу Антуану редко следовал первому порыву своих чувств. Сейчас он прежде всего хотел бы переодеться в сухое платье. А уж потом отправиться в особняк маркиза. Он не сомневался, что найдет грубое животное, упившееся вином и жестокостью, спящим посреди разоренной спальни. И тогда он решит, как обойтись с бесстыжим чудовищем. Достойнее всего было бы, конечно, расправиться с ним с клинком в руке... Но в глубине души Тома грела мысль о более суровом наказании, которого заслуживает подобная жестокость. С каким бы наслаждением он расквасил ударом кулака длинный нос, подбил похотливый глаз, который так бесстыже посмел воззриться на Лоренцу в Фонтенбло! А почему бы не удушить его? То, что маркиз приходился отцом его другу, нисколько не смущало Тома. Он считал, что долг каждого честного человека уничтожать зло, где бы он его ни встретил. После расправы он сумеет объясниться с Антуаном, а маленькая флорентийка будет, по крайней мере, в безопасности...

Де Курси быстро добрался до дома. Он жил рядом с монастырем августинцев в очень удобной квартирке, которую снимал за весьма умеренную цену у бывшего прокурора Шатле господина Реньо де Вильепинт, с которым находился в прекраснейших отношениях. Его хозяин, пожилой вдовец без детей, жил в том же доме в бельэтаже, распределяя свои заботы между библиотекой, которую не уставал постоянно обогащать, соревнуясь со своим другом Пьером д'Этуалем, и погребом, где черпал любовь к жизни и живость ума, которыми имел право гордиться и гордился!

До отъезда Антуана Тома делил с ним эту удобную квартиру, наполненную прекрасным воздухом, — окна ее выходили в небольшой садик, — которая состояла из двух спален, небольшой общей комнаты и мансарды, достаточно просторной, чтобы разместить там двух слуг, но занимал ее один Грациан, слуга Тома, служивший обоим молодым господам. Скаредность Гектора де Сарранса не давала возможности его сыну обзавестись собственным слугой. После поспешного отъезда Антуана в Англию Тома остался единственным хозяином квартиры. Но это его вовсе не радовало. Ему очень не хватало друга. Но он утешался мыслью, что Антуан не останется на всю жизнь по ту сторону Ла-Манша.

Однако этой ночью, переодеваясь с помощью Грациана, а переодеться ему нужно было с головы до ног, Тома вдруг подумал, что, как бы ни желал он вновь повидаться с Антуаном, лучше бы его друг приехал тогда, когда драма, первый акт которой только что разыгрался, не только завершилась, но и хорошенько была всеми позабыта. Другое дело, если Тома придется оставить на полу проткнутое шпагой бездыханное тело де Сарранса-старшего. Честь потребует дать отчет в совершенном де Саррансу-младшему, что, безусловно, охладит пыл дружбы, которой Тома так дорожил...