Леди и разбойник - Картленд Барбара

По обе стороны от себя Тея видела только конвойных, но Ощущала облегчение от того, что могла не тревожиться ни о ком, кроме себя. Если бы леди Дарлингтон была в зале, она страдала бы от любого резкого и безжалостного обвинения – не из-за себя, а потому, что оно причиняло бы боль ее двоюродной бабушке.

Она радовалась тому, что отец не дожил до этого дня и что здесь нет Ричарда. Он бы горячо встал на ее защиту, был бы возмущен той ложью, которую так ловко леди Каслмейн внушила обвинению. Тея была одна, но спрятанная на груди записка словно защищала ее, как будто вокруг были все те, кого она любила и кто любил ее.

Ей принадлежала любовь Лусиуса! Он был всем ее миром.

Тея желала только одного: чтобы он продолжал ее любить.

При мысли о нем сердце девушки забилось быстрее, и наблюдавшая за ней леди Каслмейн почувствовала прилив ярости, потому что Тея казалась почти счастливой. Барбара повернулась к сидевшему рядом с ней кавалеру и бросила какое-то оскорбительное замечание, намеренно постаравшись, чтобы Тея его услышала. Однако ее слова словно канули в пустоту, как камень, который пролетел мимо цели.

Лусиус ее спасет! Тея была уверена в этом.

Сэр Болсом Джонс заканчивал свою речь. Красноречиво и цветисто он описал подробности гибели Христиана Дрисдейла. Нарисованный им портрет порочной злоумышленницы, которая вышла замуж за влюбленного в нее человека много старше нее, лишь потому, что жаждала заполучить его деньги, был столь преувеличенным, что Tee снова стало смешно. Она не могла поверить, что все двенадцать присяжных, которые откровенно скучали в своей ложе, не усомнятся, что она в свои тогдашние тринадцать лет уже была столь расчетлива и жестока.

Однако внимательно присмотревшись к присяжным, она слегка заволновалась. Большинство из них походили на добропорядочных, но туповатых торговцев. Тея подумала, что, пожалуй, они будут действовать по указаниям судьи, какими бы они ни были. Делая вид, будто внимательно слушает речь сэра Болсома Джонса, Тея стала рассматривать судью Далримпла.

Это был человек лет шестидесяти, худой, почти изможденный. На его желчном лице выдавались острые скулы. Густые брови срослись над острым аристократическим носом, а глаза из-под них смотрели зорко и проницательно. Желтоватая кожа резко контрастировала с белым париком, худые длинные пальцы обхватывали острый выдающийся вперед подбородок.

Он сидел очень прямо на стуле с высокой спинкой, всем своим видом олицетворяя могущество власти. Тея почувствовала, что впервые видит здесь, в зале суда, человека, который действительно соответствует своему званию и должности.

Когда сэр Болсом Джонс закончил свое выступление, судья произнес:

– Благодарю вас, господин главный прокурор. Могу я спросить, кто представляет обвиняемую?

Наступило молчание. Казалось, даже сидевшие на задних скамьях затаили дыхание, дожидаясь ответа. Взгляд судьи скользнул по лицу Теи, по пустой скамье у нее за спиной, а потом секретарь суда встал и объявил:

– Милорд, обвиняемая настояла на том, чтобы защищать себя сама.

– Вот как!

Восклицание судьи прозвучало и недоверчиво, и презрительно.

– Леди Пантея Вайн, – обратился он к девушке, – вы действительно не желаете, чтобы вас защищал адвокат, и намерены лично отвечать на выдвинутые против вас обвинения?

– Таково мое желание, милорд, – тихо ответила Тея.

– Быть по сему!

С этими словами судья повернулся к сэру Болсому Джонсу.

– Вы можете продолжать, господин главный прокурор.

– Тогда, с позволения вашей милости, я вызову свидетеля, – заявил главный прокурор. – Приведите сержанта Хигсона.

Секретарь повторил распоряжение, и сержант Хигсон занял свидетельское место. Тея не обманывала мистера Добсона, когда говорила, что не помнит, как он выглядел. Сейчас перед ней был высокий и крепкий человек средних лет с добродушным крестьянским лицом и густой каштановой шевелюрой.

Он стоял навытяжку и произнес клятву удивительно громким голосом. Tee показалось, что он напуган, хотя и старается этого не показать. Отвечая на вопросы сэра Болсома Джонса, сержант смотрел на леди Каслмейн, словно надеясь получить от нее подсказку и одобрение своим словам.

Тея вдруг ясно поняла, как именно было построено обвинение против нее. Когда сержанта Хигсона стали расспрашивать о событиях той ночи в лесу, он наверняка рассказал правду. Не зная почему, Тея не сомневалась в этом. Сержанту не было смысла лгать. Но, видимо, ему хорошо заплатили, чтобы на наводящие вопросы сэра Болсома он отвечал так, как он делал это здесь, в суде. По его словам получалось, что в тот момент, когда его наняли, он уже понял, что происходит что-то странное.