Падший ангел - Харт Кэтрин

– Нет, милая, – прошептал он. – Не сейчас. Крепко схватив ее руки в одну свою, он свел их вместе ей за голову, нежно удерживая запястья обеих рук в своей большой горсти. В такой позе груди ее вздыбились, как бы вымаливая прикосновений. Его сверкающие желтые глаза, полыхая огнем, смотрели в ее глаза, ласкали жаждущие груди. От одного этого жаркого взгляда их покалывало иголочками в остром предвкушении ласки, розовые пики напряглись, каменели, набухали почти болезненно.

Низкий рокочущий смешок Джейка вызвал мурашки озноба в ее теле, голова его клонилась вниз – попробовать на вкус сладкое подношение.

– Ты превращаешь меня в обжору, любовь моя, – тихо упрекнул он. – Я никак не могу тобой насытиться.

Тори тонула в море желания, все ее тело напряглось в мучительном томлении, но Джейк только еще начал. Дюйм за дюймом огонь его прикосновений, язык пламени продвигался вниз по ее судорожно подергивающемуся телу, покусывая и чувственно облизывая, зубы его слегка вонзались в ее зовущее томящееся тело. Это была сладкая, изощренная пытка, ведь она не могла высвободить рук – ни чтобы остановить его, ни чтобы отвечать на его ласки.

Сердце ее судорожно забилось, когда его рот запорхал между ее ног, дразняще проникая своим теплым дыханием сквозь влажные локоны, обрамляющие ее женственность. Затем язык его вонзился внутрь, обжег ее, и Тори не могла сдержать резкого вскрика, прозвучавшего на всю комнату.

– Мед и перец, – услыхала она низкое хрипловатое урчанье, от которого по ней пробежали волны чистого огня. – Зажглись для меня, любимая. Гори жарко, вольно и дико, только для меня.

И она горела, пламенела, когда снова и снова, пока она не уверилась, что теряет разум, пил, колол и лизал он влажную теплоту ее сущности. Каждый нерв ее трепетал от самого сильного желания, какое она когда-либо ощущала, в чудесной пытке, которая заставляла ее выкрикивать его имя в нескончаемой молитве, умоляя прийти к ней и покончить с этим наслаждением-болью до того, как она умрет совсем.

Но вот узлы мышц и нервов распустились, и она ощутила, как разворачивается в ней гигантский многоцветный бутон. И ее закружило и понесло, стонущую, извивающуюся, дергающуюся под быстрыми ударами кнута, разящего ее в восторженном наслаждении. Спазмы еще сотрясали ее, когда Джейк переместился и лег сверху, снова вонзая свое жаркое пульсирующее копье в глубь меж ее атласных ножек.

Страсть снова взорвалась с невиданной силой. Его рот заглушил ее дикие крики, его язык сплелся в танце с ее языком, бесстыдно подражая движению их тел. В ее ушах раздавался странный звон, словно барабаны дикарей били в ритме ударов ее сердца. Мыслей не осталось, только чувства, только тело Джекоба, овладевающее ее телом в древнем страстном обряде жизни, любви и великолепия.

В этот последний момент экстаз стал таким ослепительным, таким невыносимо прекрасным, что Тори почувствовала, как ускользает ее сознание. Отдавшись этому ощущению, она поплыла среди нежных облаков высоко-высоко над своим изошедшим страстью телом, вне времени, вне своего тела, вне этого мира… в золотом мгновении неземного блаженства.

Спустя некоторое время, когда они оба очнулись от ярости своей любовной схватки, Тори, отбросив смущение, прямо попросила:

– Джекоб, научишь меня, как доставлять тебе такое же удовольствие, которое ты дал мне?

Джейк от ее слов впал в замешательство, правда, вполне приятное, ведь Тори хочет вернуть ему долг любви. Удивительно, как быстро показала она себя способной ученицей, с природным талантом к любовным играм, поразительным в женщине, лишь недавно открывшей для себя это искусство. Он лежал, судорожно хватая ртом воздух; тело его трепетало, а зубы были стиснуты в блаженной агонии. Впору было задуматься, не выпустил ли он на волю дьяволицу, ненасытную соблазнительницу, решившую залюбить его насмерть.

Уже оставалось немного времени до рассвета, когда они наконец сомкнули глаза, утомленные и сытые любовью. Он легко погружался в сон, когда Тори спросила, зевая:

– Джекоб, что такое особенное знают женщины вроде Айрис, чего не знают приличные достойные женщины?

Мгновенно глаза его открылись, отвисшая челюсть сомкнулась и сон отлетел на быстрых крыльях.

– Что? – подавился он вопросом, чуть не проглотив язык.

– То, что ты слышал, – спокойно отозвалась она. – Что делают они такого особенного, что мужчины ходят к ним и платят за ласки? Что они находят в них такого, чего нет у их жен?