Черный Лев - Деверо Джуд

– Честно говоря, почти никакого, но не считаю нужным это обсуждать.

– Значит, это брак по любви? – не унималась Амисия, игнорируя предупреждение.

Лайонин отложила шитье и призадумалась.

– Полагаю, что так.

– Но лорд Ранулф не клянется вам в любви каждую минуту?

– Послушайте, Амисия, вы гостья в моем доме, и я должна обращаться с вами соответственно. Однако вовсе не обязана обсуждать с вами личную жизнь, как свою, так и мужа, – отрезала Лайонин и, отбросив шитье, удалилась. К сожалению, она не услышала тихого торжествующего смеха Амисии.

Лайонин отправилась в башню Драгоценностей, чтобы посмотреть, нет ли там людей, покалеченных во время бури. Амисия заронила в ее душу зерно сомнения. Разумеется, Ранулф любит ее. Но он никогда не говорил ей заветных слов.

Лайонин тут же отогнала эти мысли и упрекнула себя в глупости. Разве слова важны? Конечно, он любит ее так же сильно, как она – его. Она тряхнула головой и заставила себя вернуться к работе. Но одна мысль не давала покоя: будет ли он любить ее, когда она состарится и станет уродливой?

Амисия снова пришла на ужин, долго извинялась за причиненное беспокойство и ловила каждое слово Ранулфа. Только удалившись с женой в спальню, он соизволил спросить о ее здоровье:

– Ты что-то чересчур притихла. Может, дитя тебя беспокоит?

Лайонин сердито отстранилась:

– Ребенок ничуть не обременителен для меня. Иногда мне кажется, что он – единственное счастье моей жизни.

Ранулф прижал ее к себе, нежно гладя волосы.

– Что тебя тревожит? Скажи мне, и я все предприму, чтобы ты была спокойна.

– Правда? Сможешь сделать так, чтобы я носила твоего сына и при этом не толстела? Чтобы не старела с годами?

Ранулф улыбнулся и разгладил большим пальцем уголок ее глаза.

– Ты не зря переживаешь. Я уже нашел морщинку.

– Я не шучу! – выпалила Лайонин. Ранулф нахмурился.

– Тебя действительно что-то беспокоит? Не помешало бы поделиться со мной, – начал он и, увидев слезы в ее глазах, окончательно всполошился: – Я никогда не видел тебя такой. Ты всегда весела и невозмутима, даже когда я не в самом лучшем настроении.

Лайонин слабо улыбнулась сквозь слезы:

– Я рада слышать от тебя то, что всегда знала.

– Ложись в постель, иначе я побью тебя, как ты того заслуживаешь.

Он вновь притянул ее к себе, поглаживая ее голый живот, словно проверяя, насколько вырос ребенок за день.

– А что ты скажешь, когда мой живот вырастет горой? — прошептала она.

– Буду надеяться на близнецов, – пробормотал он, засыпая.

Когда наутро Лайонин решила поехать верхом в деревню, Амисия объявила, что хочет сопровождать ее.

Поскольку конюх боялся Лориэйджа, Лайонин приходилось седлать его самой.

– Вы не велите его выпороть? – изумилась Амисия.

– Он совсем мальчишка. Я покажу ему, что Лориэйдж – смирный конь, если поговорить с ним как нужно.

– А вот я уверена, что вы просто сочиняете истории о небывалой свирепости этой клячи, а на самом деле любой может сесть на нее. Хотите, покажу?

– Конечно, – согласилась Лайонин, отступая.

Но вороной жеребец взвился на дыбы и попытался сбросить ее, как только она вставила ногу в стремя. Разозленная Амисия отошла.

Они задержались во внешнем дворе: одна из кухарок с гордостью показывала Лайонин тугие кочаны капусты. Чуть в сторонке маячил мужчина, вызывавший в Лайонин инстинктивное отвращение.

– Кто это? – спросила Амисия. Лайонин пожала плечами:

– Забыла, как его зовут. По-моему, он вечно старается уклониться от дела, да и ведет себя, на мой взгляд, слишком нагло.

– Не находите его красивым?

Лайонин даже не оглянулась на ухмылявшегося рыцаря.

– Нет, – отрезала она, пришпорив скакуна.

В деревне ее сразу же окружили сервы. Она любовалась новорожденными, сочувствовала тем, чьи поля затопило, и по достоинству оценила лучших несушек деревни. Один раз она мельком увидела Амисию, погруженную в беседу с тем самым рыцарем, и подумала, что они достойны друг друга.

Женщины возвратились в замок, когда время обеда давно прошло. Ранулф, стоявший во дворе, представил «черных стражей» «леди» Амисии. Лайонин заметила, что Хьюго и Малард отнеслись к ее медовым речам так же подозрительно, как и она.

Первым, кого увидела Лайонин, войдя в зал, был Брент, отсутствовавший вот уже два дня. До этой минуты она не понимала, как стосковалась по мальчику.