Черный Лев - Деверо Джуд

– Ты хорошо выглядишь, дочка. И очень походишь на львицу, в честь которой тебя назвали.

Лайонин с сияющей улыбкой смотрела на родителей.

– И она произвела на свет львенка, вашего внука. Зеленоглазого, черноволосого, с железными легкими, – объявил Ранулф, соскользнув на землю и даже не потревожив ребенка, которого бережно держал.

Мелита взяла спящего младенца и коснулась его личика. Вместе они прошли через западный барбакан^[6] и оказались во внутреннем дворе, где собрались слуги из замка, ожидавшие своей очереди взглянуть на дитя. Когда они оказались в Блэк-Холле, первым, кого увидела Лайонин, был Брент. Мальчик сидел один на мягком сиденье-подоконнике, очевидно, растерявшись от такого шума и не понимая, что с ним теперь будет. Ранулф и Лайонин отсутствовали больше четырех месяцев, а для шестилетнего ребенка это большой срок. Теперь они казались ему почти чужими.

Лайонин уселась рядом с ним, пока остальные передавали Монтгомери с рук на руки.

– Брент, как я рада снова видеть тебя!

– И я вас, миледи, – пробормотал он, теребя плащ.

– Хочешь, расскажу, как меня спас лорд Ранулф? Как он лез в мое окно по веревке, как рубил дрова?!

Глаза Брента загорелись.

– Черный Лев рубил дрова? Я вам не верю!

Рассказывая невероятную историю, она видела, как он постепенно успокаивается, очевидно, понимая, что отныне все будет хорошо.

К ним подошел Ранулф, неся на руках Монтгомери:

– Хочешь посмотреть на моего сына, Брент?

– Я… да, – нерешительно буркнул он.

Ранулф встал на колени перед мальчиком и, пока тот изучал новорожденного, следил за Брентом.

– Конечно, он мал и беспомощен.

Услышав такое заявление, Ранулф вскинул брови:

– Придется настоящим мужчинам, таким как ты, я и, конечно, «черные стражи», долго школить его, пока он не станет рыцарем. Как по-твоему, ты сможешь его многому научить?

Голубые глаза Брента вспыхнули.

– Конечно, милорд.

– И как мой паж станешь присматривать за ним и защищать его?

– Клянусь.

– Вот и хорошо. А теперь я хочу посмотреть на свой замок. За время моего отсутствия ничего не случилось?

– Ничего, милорд. А Уолтер позволил мне завести собственного ястреба. Он говорит…

Мальчик подбежал к двери и остановился, нетерпеливо дожидаясь хозяина.

Ранулф отдал сына Лайонин, и когда та подхватила малыша, муж осторожно положил руку на ее затылок и припал к губам, нежно и бережно.

– Поверить не могу, что этот ребенок – мой, ибо, клянусь, мне кажется, что я не прикасался к тебе больше года.

Он снова поцеловал ее, теперь гораздо требовательнее, и новорожденный принялся извиваться, словно боясь, что отец его раздавит.

– Лайонин! – окликнула Мелита. Ранулф отступил от жены.

– Что скажешь, если я переброшу тебя через седло и увезу? Она подалась ближе и положила руку на его грудь.

– Готова вытерпеть все, что они потом скажут, будь то гневные или добрые слова.

Ранулф коснулся ее волос, провел большим пальцем по бровям:

– Ты настоящая бесстыдница! А кто будет кормить моего сына?

– Мы могли бы взять его с собой.

– Только дьявол умеет так искушать! Неужели у тебя нет чести?

– Моя честь – ты, и я пойду за тобой, куда бы ты меня ни повел.

– Леди Мелита, сжальтесь и немедленно заберите дочь. Я обнаружил, что она, как и раньше, совершенно не умеет вести себя в присутствии гостей.

Мелита, улыбаясь, перевела взгляд с дочери на зятя:

– Боюсь, что как мать обязана защитить ее. Клянусь, Лайонин была милым, послушным ребенком до того момента, когда повстречалась с вашей светлостью.

Лайонин ехидно усмехнулась.

Ранулф, сверкая глазами, покачал головой. Ох уж эти женщины!

И все же он остановился у двери, чтобы полюбоваться Лайонин, ворковавшей над ребенком, после чего довольно улыбнулся и, сдавшись на милость Брента, отправился смотреть его ястреба.

Мелите не было нужды спрашивать, счастлива ли дочь: достаточно было взглянуть на ее лицо. У нее было все: муж, сын и дом. Разве можно не заметить покоя и гармонии, царивших в этой комнате?

Глава 17

Новость о благополучном возвращении Лайонин быстро разлетелась по всему королевству, и скоро в Мальвуазен стали прибывать гости. Среди них была и Беренгария. Подруги крепко обнялись, в восторге от встречи. К ним подошел Трейверс с их сыном, полуторагодовалым малышом, унаследовавшим, к счастью, внешность матери. Поэтому его можно было с полным правом назвать красивым ребенком. Его ангельское личико странно контрастировало с уродством отца.