Сделка с дьяволом - Бенцони Жюльетта

Сидя в кресле с высокой спинкой с чашкой шоколада в руке и скрестив длинные ноги, он вел своеобразный диалог с человеком, представлявшим другой полюс притяжения в салоне. Им был шевалье фон Генц, его давний и надежный советник, о котором говорили, что ему знакомы все европейские секреты. Но боже, какой же незавидной внешностью обладал этот влиятельнейший столп европейской политики! Немощное, постоянно трясущееся тело, согбенные плечи, помятое лицо человека без возраста под рыжим париком. Генц носил темные очки, которые придавали ему уверенность в себе, а также скрывали робкий, редко на ком-нибудь останавливающийся взгляд. Костюм сидел на нем хорошо, хотя и давным-давно вышел из моды. И последнее: фон Генц чрезмерно сильно душился.

Бывший журналист и ярый полемист, редактор Венского конгресса, ему, без сомнения, принадлежало самое беспощадное и ядовитое перо в мире. Французы вообще и Наполеон в частности немало настрадались от Фредерика фон Генца, толкнувшего Пруссию на войну с Францией. Он был человеком странным, любившим деньги и роскошь, молва приписывала ему страсть к юношам, и это в высшей степени странно сочеталось с чувством, которое он питал к танцовщице Фанни Элслер. Девица была на сорок шесть лет моложе, но он, как говорили, творил ради нее настоящие безумства.

Гортензии не понравились тонкая улыбка и взгляд закрытых темными очками глаз.

– Француженка? Француженки редкие гости в Вене, за исключением тех, что привозят сюда последнюю парижскую моду. Что завело юную прелестную барышню так далеко от берегов Сены?

– Музыка, месье. В Вене собираются все меломаны, а я не знаю, что люблю больше – церковные службы или ваши замечательные вальсы…

– Музыка и чревоугодие, – добавила Фелисия, отыскав на подносе, поданном ей слугой, великолепное пралине. – Нигде больше не отведаешь таких вкусных пирожных!

– И чтобы есть их вволю и при этом не испортить талию, вы каждое утро фехтуете, принцесса?

– Вернее верного. Вынуждена констатировать, шевалье, что вы полностью оправдываете репутацию самого осведомленного человека в Европе. Вам надо быть шефом полиции.

– Ну что ж, в этом нет ничего невозможного. Но в данном случае все очень просто: мне недавно рассказал о вас Прокеш. Он бесконечно восхищен вами…

– Он так и сказал? – спросила Фелисия добродушно. – Восхищение такого человека, как он, всегда приятно…

Появление Меттерниха положило конец их беседе. Вместе с остальными гостями Генц подошел к канцлеру и, дождавшись, пока тот поест, завязал с ним непринужденный диалог, к которому с любопытством прислушивались окружающие. Сначала говорили о Франции. Меттерних только что узнал, что Луи-Филипп издал указ, согласно которому Бурбоны старшей ветви подлежали высылке. Слушатели сочли своим долгом возмутиться.

– Эти господа из Орлеана неисправимы, – сказала Вильгельмина. – Если они не голосуют за смерть своих кузенов, то ссылают их. Это вполне в духе их семейства.

– Но Бурбоны старшей ветви уже несколько десятков лет воздерживаются от нападок на своих кузенов, – вмешалась Полин де Гогенцоллерн-Элхинген, ничего так не любившая, как противоречить старшей сестре. – Я познакомилась с этим Луи-Филиппом, когда он сбежал от революции. Очаровашка…

– О! – перебила ее герцогиня де Саган. – Ты и Робеспьера сочла бы очаровательным.

Кто-то повернул разговор на события в Италии, несомненно, волновавшие многих, так как вслед за Моденой и Болоньей Феррара, Равенна и Форли восстали против австрийского господства и в один голос требовали для Италии «короля, восставшего из крови бессмертного Наполеона». В течение нескольких дней в Италии продолжалась резня, текла кровь, и собравшиеся, почти все антифранцузски настроенные, волновались по поводу решения, которое император Франциск собирался принять относительно своего внука. Что касается Генца, то он лишь усмехнулся.

– Не вижу причин для беспокойства. Или я слишком плохо знаю нашего дорогого князя, – он с улыбкой посмотрел на Меттерниха, – или добрые люди в Италии напрасно вопят и убивают друг друга: к ним никогда не пошлют герцога Рейхштадтского.

– А что, разве это плохая идея? – сказала Вильгельмина. – Обрести мир такой ценой. Ребенок воспитывался в Австрии, на австрийский манер, он мыслит и живет как австриец и, говорят, буквально боготворит свою мать. И там, возможно, у него не будет иной заботы, кроме как помогать ей и защищать ее.