Счастье под запретом - Беверли Джо

Люсьен позвонил, молчаливый слуга вошел в комнату, и он заказал бренди. Принесли напиток, он разлил его по рюмкам и вручил одну Френсису.

— Ты только по этой причине женился на ней? Френсис залпом выпил полрюмки.

— Я практически сделал предложение Анне Пекворт. И не отступился бы без уважительной причины.

— Но, главное, жалеешь ли ты об этом? Если бы ты не ухаживал за леди Анной, то стал бы возражать против этой причины?

— Ты уже заговорил точно как Николас, — огрызнулся Френсис. — Но, к сожалению, это лишь жалкая копия Николаса, так что лучше и не пытайся.

— Боже всемогущий! Еще чуть-чуть, и ты вызовешь уже меня! А я всего лишь пытаюсь помочь.

Френсис запустил пальцы в шевелюру.

— Извини. У меня сейчас не самке лучшие минуты в жизни, Люс, а мне еще предстоит разговор с матерью и, возможно, с отцом Анны, прежде чем все утрясется.

Он посмотрел на Люсьена.

— Я так понимаю, что Бет тоже здесь.

— После того как получила эти потрясающие новости от тебя? Мы все здесь, остановились в Белкрейвен-Хаусе. За исключением Хэла и Бланш, они у нее в доме.

— Слава небесам! Я надеюсь, что Бет хоть немного поддержит Серену. Ей тоже не сладко придется.

— Конечно. В самом деле, почему бы вам не поужинать с нами во дворце? — Шалопаи всегда назы вали герцогский дом дворцом.

— А Бет не возражает?

— Ух, слышала бы она тебя! Она сама это и предложила. Знай, Серена и Бет не только школьные подруги, но и разродятся примерно в одно и то же время. Берегись! Такой союз заставит слабого мужчину трепетать.

Это даже у Френсиса вызвало короткий смешок.

— Слава небесам за то, что есть Шалопаи.

— Аминь.

Когда они двинулись к двери, Френсис подхватил пакет, но тут вспомнил, что хотел сделать и зачем пришел в клуб.

— Постой, Люс. Мне хочется кое-что проверить.

— А что это?

— Драгоценности Серены. Олбрайт заплатил ими свой долг. Я собирался победно вручить их ей, но теперь…

— А что теперь?

— В глазах этого мужлана сверкнуло нечто такое, что мне очень не понравилось. Если он разыграл какую-нибудь пакостную шутку, я бы не хотел, чтобы она ее увидела.

Френсис взломал печать и развернул пакет.

Каждая драгоценность находилась в своем футляре, и он вытряхнул первую, затем вторую, и так до тех пор, пока вся сверкающая коллекция не легла перед ним на стол.

Они действительно стоили около трех тысяч фунтов, если иметь в виду драгоценные металлы и камни, но не диво, что Олбрайт так рвался расстаться с ними. Подобное было трудно продать даже за половину их настоящей цены.

Ну, во-первых, работа оказалась грубой и безвкусной. Даже не верилось, что золото, сапфиры, рубины и жемчуг можно было так изуродовать. Несколько украшений были откровенно непристойными, как, например, большая жемчужина, которой придали форму возбужденного пениса. А по большей части они смотрелись просто вульгарными. Невозможно было вообразить какую-нибудь леди, надевшую их для выхода в свет.

Френсис взял в руки большой обруч с рубинами и изумрудами, который напоминал ошейник для изнеженной комнатной собачки. Но когда он заметил идущую от него золотую цепочку, то сообразил, что это и был именно ошейник. А то, что он вначале принял за браслеты, было просто парой обыкновенных наручников…

— Ну и что там такое? — спросил Люсьен и подошел ближе.

Френсис сделал резкое движение, словно хотел закрыть это собрание пошлостей, но затем решил, что это ни к чему. Люсьен понял его, однако нахмурился. Он молча осмотрел сверкающие вещички.

— Их можно продать за довольно приличную сумму, если разломать, — сказал он наконец.

— Да.

Френсис пришел в холодную ярость от этого свидетельства рабства, какого он и вообразить себе не мог. Люсьен сгреб все это в самый большой мешочек.

— Отдай их надежному и умеющему хранить тайны ювелиру, пусть он сделает из этого что-либо стоящее. Ну так мы увидим вас этим вечером во дворце?

— Да, — ответил Френсис, все еще переполненный яростью из-за пошлых побрякушек. — Спасибо тебе, Люс.

— Забудь про это.

Френсис понял, что Люсьен намекал на драгоценности, но вряд ли он сумеет забыть.

Он обвинил ее, что она выглядит как напуганный щенок, а ее первый муж подарил ей ошейник.

Он сказал ей, что не станет бить ее кнутом, а в коллекции оказалась плеть, украшенная драгоценными камнями.

Он молча взял ее в темноте — словно она была вещью, а не личностью, — то есть уподобился ее первому мужу.