Царица Пальмиры - Смолл Бертрис

— Если ты только прикоснешься к Зенобии… — у Марка зашумело в голове.

— Мой дорогой Марк, ты — женатый человек, и у тебя беременная жена. Стыдно, дорогой мальчик! — Он снисходительно усмехнулся. — Ох, ты сможешь получить ее обратно, когда я буду пресыщен ею… если, конечно, она пожелает вернуться к тебе. Конечно же, представляю себе, как она обидится на тебя. И в самом деле, очень обидится. — Он взглянул на Дагиан. — Могу ли я доверить вам присмотр за моей маленькой Кариссой, госпожа Дагиан? Молодая женщина, рожающая своего первого ребенка, нуждается в поддержке старой женщины.

— Я так и предполагала, что именно поэтому вы запретили мне выезжать из Рима, цезарь. Если бы вы сказали мне об этом, то сберегли бы для меня кучу времени, затраченного на упаковку и распаковку вещей, — резко ответила Дагиан.

— Я позволю вам вернуться в Британию, когда Кариеса благополучно разрешится от бремени, а Зенобия Пальмирская будет разбита. Даю вам слово, госпожа Дагиан. А до тех пор вам придется жить со своим старшим сыном.

— Как пожелает цезарь, — едко ответила Дагиан. Аврелиан усмехнулся и опять заговорил с Марком.

— Я полагаю, что город — неподходящее место для Кариссы в ее положении. Даю вам два дня, чтобы собраться, а потом вы отправитесь на императорскую виллу в Тиволи. Вам запрещено возвращаться в Рим. Только после того, как я верну восточные провинции империи, вам будет разрешено вернуться в город.

— Но мое дело требует, чтобы я оставался в Риме, цезарь. Я дам вам слово не покидать город, но вы не можете выслать меня.

— Вы продали торговое дело своего отца Юлию Рабирию, Марк. Я знаю, что он согласился распродавать товары для вас и для вашего брата. Вы, разумеется, сможете поддерживать с ним связь, но имейте в виду, — каждое послание, которое вы отправите, будет вначале прочитано мной и лишь потом пойдет по назначению. Я не дам вам шанса предостеречь свою царицу о моих планах, касающихся ее и Восточной империи.

— Значит, мы будем находиться под арестом на вашей вилле, цезарь?

— Полагаю, до поры до времени это самое мудрое решение, Марк.

Он поднялся со стула и остановился перед Дагиан, которая продолжала сидеть, выражая тем самым неуважение, которое он не мог не заметить. Аврелиан лучезарно улыбнулся и поклонился ей.

— Счастливо, госпожа Дагиан. Надеюсь вскоре увидеть вас снова. Пойдем, Марк, выйдем вместе!

Мужчины покинули кабинет и перешли в атрий.

— Не сделай ошибки, Марк! — тихо произнес император. — Если ты попытаешься предостеречь Зенобию о моих планах, или составить против меня заговор, или впутать мою семью, я буду действовать быстро. Ты понял меня, Марк?

— Да, — послышался краткий ответ.

— Хорошо, — произнес Аврелиан. — А сейчас я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня. Мне нужна подробная карта Пальмиры и ее пограничной крепости, Квазр-аль-Хера.

— Да проклянут тебя боги, Аврелиан! — яростно выругался Марк. — Ты уже и так оболгал меня в глазах Зенобии, а теперь хочешь, чтобы я предал ее. Неужели ты так низок!

— Я хочу покорить Пальмиру с возможно меньшим кровопролитием. От сожженного города с мертвыми жителями нет никакого толку. Твоя прелестная царица будет сражаться со мной до последнего человека, если я позволю ей это. А она наверняка так и поступит. Я предпочел бы сохранить город.

— Цезарь! Я не могу предать Пальмиру, так же как не могу предать и Рим.

— Понимаю, — ответил император и, быстро кивнув, ушел. С глубоким вздохом Марк вернулся в свой кабинет. Дагиан ушла, и он остался в одиночестве. Утомленный, он сел, потянулся за вином и налил себе полный бокал, который тут же осушил и сразу снова наполнил. Он уставился на темно-красную жидкость, в которой отражалось его лицо, измученное бессонницей и беспокойством. Его поймали в ловушку. Если бы Дагиан позволили выехать из Рима, он, возможно, смог бы бежать. Но, разумеется, Аврелиан все предусмотрел. Он осушил второй бокал и почувствовал, как по телу начало разливаться тепло.

Все, что сказал император, правильно. Когда Зенобия узнает о его женитьбе на Кариесе, она, разумеется, подумает, что вот и еще один римлянин предал ее. Если бы только Лонгину удалось держать ее под контролем… Но в душе он знал, что Лонгин не в состоянии урезонить ее. Мести, она будет жаждать мести.

«Ох, любимая, — с грустью думал он, — Аврелиан в конце концов уничтожит тебя, ведь он очень решительный и хитрый. Но ведь ты тоже решительная женщина. Может быть, ты возьмешь над ним верх, если только будет на то воля богов. Пусть они хранят и защищают тебя, любимая моя, ведь я не могу сделать этого!»

Марк потягивал вино маленькими глотками, все глубже погружаясь в уныние, пока не осознал, что отступить даже перед лицом такого невероятного превосходства сил не в его характере. Никогда еще за всю свою жизнь он не допускал, чтобы жалость к самому себе возобладала в нем. Никогда за все те годы, что он томился от безответной любви к Зенобии, надежда не покидала его. И сейчас он не сдастся! Даже сейчас!

Он решительно встал, покачиваясь и чувствуя, что вино ударило ему в голову.

— Ты пьян! — послышался раздраженный голос от двери.

— А ты, жирная. Кариеса, — последовал язвительный ответ. — Твой дядя прав. Это делает тебя грубой.

Он направился к двери и вытолкнул ее из кабинета на удивление твердой рукой.

— В эту комнату тебе запрещено входить, Кариеса. Если тебе будет позволено хозяйничать в доме, должно же у меня остаться хоть одно место, куда я смогу скрыться, чтобы не видеть и не слышать тебя!

— Как только мы переберемся в Тиволи, все изменится! — огрызнулась она.

— Не думаю, моя дорогая, — резко ответил он. — Я все равно останусь главой семейства, которому ты должна будешь повиноваться.

— Я ненавижу тебя! — пронзительно закричала она.

— Не больше, чем я тебя. Кариеса! — со смехом ответил он. — Не больше, чем я тебя!

Зенобия, царица Пальмиры, глядела на Средиземное море. Она все никак не могла наглядеться на него, обнаружив, что оно удивительно похоже на ее родную пустыню: постоянно меняющаяся картина цвета и движения. Близился закат; в эти минуты море было очень спокойным, и его гладкая шелковистая поверхность винного цвета отражала дворец, из окна которого она смотрела на него. Над ней кружила стая розовых фламинго. Она наблюдала, как эти прекрасные птицы пролетели над дворцом и расселись по берегу озера Мареотис, где они гнездились. Теперь все было спокойно, и она простояла еще несколько долгих минут, глядя на маяк Фарос в гавани. Сколько раз это зрелище представало перед глазами царицы Клеопатры!

Ее взгляд снова обратился на море, и она почувствовала, как непроизвольно начинает вглядываться вдаль. Ее взгляд сможет перенестись через море и разглядеть Рим, а вместе с ним и ее лживого любовника. Марка Александра Бритайна! Вспоминая о нем, она все еще испытывала страдание. Но теперь это страдание уже не такое острое, как вчера, а завтра оно станет не таким острым, как сегодня. Она всегда думала, что не сможет жить без любви, однако это возможно. Ненависть — прекрасная замена любви, и она поклялась себе, что никогда больше не полюбит мужчину. Смерть отняла у нее Одената, и вот теперь племянница императора отняла Марка.