Меч и пламя - Филлипс Патриция

Адель нехотя признала, что Рейф де Монфор на редкость привлекательный мужчина – настолько привлекательный, что сердце подскакивало в ее груди всякий раз, когда он ей улыбался. Какое малодушие! Она мысленно укоряла себя за слабость, находя свое внезапное волнение неуместным. В конце концов, он был их ненавистным сюзереном, близким другом столь же ненавистного монарха! Как она могла даже просто терпеть его присутствие, не говоря уже о том, чтобы испытывать к нему влечение? Но ведь она восхищалась не столько им самим, сколько его внешностью… а еще ей хотелось видеть его, а не седеющего Бохана на месте кастеляна замка.

Адель пришлось напомнить себе, что красавец может на поверку оказаться столь же отталкивающим, как и любой урод. Она залпом осушила кубок, найдя вино крепким и не слишком сладким, а затем, собравшись с духом, взглянула прямо в лицо красивому темноволосому лорду. На сей раз ее сердце осталось на месте. Отлично. По крайней мере у нее хватило сил, чтобы совладать с собственной глупостью.

Де Монфор, как того требовал этикет, ухаживал за ней за столом, подкладывая угощение в ее тарелку и приказывая слугам подлить вина в ее кубок. При этом он был учтив, но вместе с тем сдержан.

Адель надеялась снова обратиться к нему с просьбой оставить их замок в покое, однако ей так и не представилось для этого случая: внизу за столами царил такой шум и гвалт, что ей было трудно расслышать даже собственный голос. Кроме того, де Монфор сидел почти отвернувшись от нее и обратив все внимание на Бохана. Судя по возмущенному лицу кастеляна, слова сюзерена пришлись ему не по нраву. Уж не напомнил ли ему де Монфор о необходимости следить за своими манерами?

В конце ужина внезапное оживление у двери возвестило о прибытии труппы актеров – жест любезности со стороны лорда Майерли. При их появлении Бохан заметно повеселел и даже швырнул на циновки горсть монет. Адель заметила, что де Монфор был не меньше ее удивлен этим приятным сюрпризом. Раздуваясь от самодовольства, Бохан пояснил, что все приготовления сделаны им самим исключительно для того, чтобы угодить повелителю.

Подобрав брошенные на пол монеты, актеры принялись кувыркаться по всему залу, после чего вернулись обратно тем же путем, двигаясь прыжками, как при игре в чехарду. Наконец шестеро из них остановились и с низким поклоном приблизились к господскому столу, готовясь начать представление.

Адель была рада возможности развлечься, поскольку, за исключением вечеринок, которые иногда устраивали ее собственные слуги, музыка и пение редко звучали в Эстерволде. Странствующие менестрели почти никогда не забредали сюда, предпочитая останавливаться в больших замках, где всегда можно ожидать щедрой награды. Она откинулась на спинку кресла в предвкушении представления.

Голоса мужчин, певших под аккомпанемент флейты и лютни, оказались довольно мелодичными, и Адель, знавшая многие из тех деревенских мотивов, которые они исполняли, охотно им подпевала; однако после нескольких кубков вина песни менестрелей стали более развязными – к вящей радости воинов, которые присоединились к ним в привычном для них хоре. Адель с трудом могла разобрать слова, однако заметила, что де Монфор бросил на нее беглый взгляд, как бы для того, чтобы оценить ее реакцию. Поощряемые слушателями, несколько актеров напялили на себя женскую одежду и принялись кружить по залу, делая непристойные жесты в сторону солдат; некоторые даже вызвались потанцевать с этими «барышнями», к восторгу своих товарищей.

– Пойдемте, леди Адель, это зрелище не для вас, – обратился к ней де Монфор. Подозвав слугу, он приказал ему проводить госпожу в ее комнату. – Спокойной ночи. Надеюсь, музыка не помешает вам заснуть.

– Но мне еще так много надо с вами обсудить… – Адель не испытывала сожаления от того, что ей придется покинуть это малопристойное представление, однако ее охватила досада при мысли, что де Монфор выпроваживает хозяйку, не дав вставить хотя бы слово.

– Мы поговорим об этом завтра утром.

– Вы обещаете мне, что не уедете отсюда до тех пор, пока не выслушаете меня?

Де Монфор пожал плечами, однако, заметив, что она собирается что-то возразить, усмехнулся и утвердительно кивнул:

– Хорошо, обещаю. Хотя едва ли то, что вы хотите сказать, придется мне по вкусу.

Уязвленная его небрежным тоном, Адель поджала губы, и улыбка де Монфора тут же стала снисходительной, словно она была капризным ребенком.