Среди роз - Дрейк Шеннон

— Я знаю, что такое любовь, — тихо отозвалась девушка.

— Ах да — Аксель! Тебе удалось перемолвиться словечком со своим влюбленным пастушком? — Тон Эдвины изменился, голос вновь зазвучал иронично и беспечно. Женевьева насторожилась: ведь еще минуту назад в словах тетки сквозила горечь. Или ей почудилось?

— Пастушком? — засмеялась она. — Аксель прекрасный, образованный человек, и тебе это известно!

— Вот теперь я слышу преданную невесту! Твоя свадьба будет великолепна. Ты волнуешься, Женевьева?

— Пожалуй…

— Но, надеюсь, ни в чем не раскаиваешься? О, дорогая, как я рада за тебя! Твой отец сделал верный выбор.

— Нет-нет, мне не о чем жалеть! — горячо откликнулась Женевьева. — Просто… — Румянец залил ее щеки, и она смущенно засмеялась: с кем еще поделиться сокровенными мыслями, если не с Эдвиной? Взяв со стола кубок с вином, Женевьева закружилась в танце перед очагом. — Мы с Акселем — идеальная пара! Наши мысли часто сходятся, у нас много общего. Он уважает меня, а я восхищаюсь им! Мало того — я люблю его, люблю всей душой. Представляю, как мы будем вместе потягивать вино перед камином, смеяться во время рождественских представлений, сидеть за обеденным столом. Вот только…

— Ну, ну! Говори.

— О, не знаю, не могу объяснить! — Женевьева подбежала к Эдвине. — А как же то, о чем слагают сонеты, прекрасные стихи, французские баллады? То, о чем писал Чосер и древние греки? Где это чудесное, таинственное чувство, где стремление умереть за один поцелуй, за одно лишь прикосновение?

— Женевьева, да ты влюблена в предчувствие любви! — догадалась Эдвина. — Сама любовь — это совсем другое дело. Она глубже, спокойнее и может продолжаться вечно. А то, о чем говоришь ты…

— Что же это?

— Страсть, — смущенно пробормотала Эдвина. Она вновь присела перед своим гобеленом, взяла иглу и устремила взгляд вдаль. — Женевьева, не стремись к страсти. Она больно ранит тех, кто гонится за ней, и даже тех, к кому приходит нежданно. Радуйся тому, что вы с Акселем — взрослые люди, что он добр и внимателен, что…

— Эдвина, значит, вот что случилось с тобой! — Женевьева присела у ног тетки. Та взглянула в умоляющие, огромные глаза племянницы — серебристые, мерцающие, завораживающие^; и вздохнула, поняв, что Женевьева не станет довольствоваться недомолвками, а также, что племянницу охватило беспокойство. На миг Эдвина усомнилась в том, что Аксель для нее достойная пара. Конечно, он порядочный человек, но скорее ученый, чем рыцарь, и пожалуй, слишком мягок, чтобы совладать со своевольной невестой.

— Была ли в моей жизни страстная любовь? — Эдвина усмехнулась. — Дорогая, узнав вкус страсти, я долго недоумевала: откуда же взялись все эти возвышенные поэмы о любви? А потом…

— Потом ты все поняла? После свадьбы? — настойчиво допытывалась Женевьева. — О, Эдвина, как я мечтаю об этом! Какое счастье — встретить мужчину, который любил бы меня, как Ланселот — Джиневру, как Парис — Елену!

— Такая любовь губительна.

— Нет, романтична! Но как же это случилось, Эдвина? Любовь пришла к тебе после свадьбы?

Ну что могла ей ответить Эдвина? Нет, любви она так и не дождалась — по крайней мере такой любви, которая вдохновляла поэтов, лишала сна и аппетита, заставляла дрожать от предвкушения.

И все-таки она узнала другую, более мирную любовь и обнаружила, что она отнюдь не холодна и бесстрастна. Сочетавшись браком, Эдвина и ее муж испытали удивление — и радость. А потом Филипп умер, а молодая вдова познала всю горечь одиночества.

Эдвина сделала вид, будто поглощена вышиванием.

— По-моему, ты неравнодушна к Акселю. Вы созданы друг для друга. А теперь…

Дверь вдруг распахнулась. В зал ворвался Эдгар, за ним следовали Аксель, сэр Гай и сэр Хамфри.

— Клянусь Господом, я этого так не оставлю! — бушевал Эдгар, побагровевший от ярости. Швырнув перчатки на стол, он громогласно приказал Грисвальду принести мяса и эля, да побольше.

— Отец, в чем дело? — Женевьева вскочила и бросилась к нему. Она перевела взгляд на сэра Хамфри, давнего и преданного друга ее отца, и на молодого красавца сэра Гая, близкого товарища Акселя.

— Помяните мое слово: Тристан де ла Тер еще горько пожалеет о том, что появился на свет! — воскликнул Эдгар. — Женевьева, ты только посмотри, что он мне прислал!

Аксель кивнул, передавая невесте письмо. Мельком взглянув на взломанную печать, Женевьева развернула лист бумаги. Почерк показался ей весьма изысканным, а само послание — оскорбительным и напыщенным. Отец разбушевался не зря. Письмо предназначалось Эдгару Левеллину, герцогу Иденби.