Цветок Запада - Беверли Джо

Бедный Берт, подумала Имоджин.

— Да, я непременно хочу его видеть. Комнатка оказалась маленькой неотапливаемой кельей с побеленными стенами и распятием над кроватью. Старый монах сидел у постели Берта и тихо молился. Когда-то крупный, плотный Берт теперь выглядел как скелет, его кожа пожелтела, словно старая слоновая кость. Он с трудом дышал, и с каждым вздохом из груди вырывались хрипы.

— Сквозная рана в грудь, — тихо заметил брат Майлс. — Она сильно воспалилась. Нет почти никакой надежды, но он борется. Иногда нам кажется, что было бы милосерднее… Но бывает, что умирающие собирают последние силы и случается чудо. Кроме того, страдания сократят время пребывания его в чистилище. Все в руках Божьих.

В келье стоял неприятный запах от гноя и разлагающейся плоти. Имоджин это напомнило, как умирал ее отец.

— Он без сознания?

— Он в таком состоянии пребывает почти постоянно, а когда приходит в себя, не понимает, где находится.

В этот момент Берт застонал. Старик монах стал читать молитвы громче, чтобы заглушить его стоны. Имоджин подошла к умирающему и положила руку ему на плечо. Он весь горел.

— Лежи тихо, Берт, — ласково сказала ему девушка. — Тебе нельзя шевелиться. Тебе дать попить?

Он ничего не ответил, но посмотрел на нее, и Имоджин поняла, что Берт ее узнал и что он страдает. Из-за нее. Если бы она не настояла, чтобы ехать в замок, пока еще продолжалось сражение, Берт бы сейчас пил и гулял вместе с другими воинами.

Имоджин налила воды в деревянный кубок. Она приподняла голову раненого и поднесла его к губам. Вода пролилась на давно не бритый подбородок, но Берт все же проглотил немного воды.

Имоджин посмотрела на брата Майлса.

— Я останусь здесь.

Она хотела сказать, что до тех пор пока не умрет Берт.

— Он, скорее всего, дотянет до ночи, леди.

— Значит, я останусь здесь до ночи. Пошлите кого-нибудь из моей охраны с сообщением в замок.

Монахи посовещались, старик заковылял из кельи, а Имоджин хотела было сесть на его стул, но брат Майлс попросил ее выйти из кельи.

— Вы можете время от времени протирать ему лоб уксусом. Больше для него ничего нельзя сделать. Я занесу раствор уксуса перед вечерней службой.

Он продолжал с сомнением поглядывать на девушку.

— Брат Майлс, у меня мало опыта во врачевании ран, но мне приходилось ухаживать за больными.

— Да, леди, но это может продлиться достаточно долго. Иногда перед смертью умирающие начинают буйствовать.

— Тогда я позову на помощь. Моя вина в том, что он ранен, и я должна попытаться ему помочь.

Монах ушел, а Имоджин присела у постели Берта. Душистые травы, застилавшие пол, не заглушали запах разложения и смерти. Имоджин почему-то была удовлетворена своей печальной миссией. Это ей напоминало то время, когда она сидела у смертного одра своего отца.

Приближенные не допускали ее к лорду Бернарду во время его скоротечной болезни, уверяя, что все будет хорошо, и только перед смертью ей разрешили повидать его.

Отец тогда выглядел, как сейчас выглядит Берт, — когда-то сильный человек превратился в кусок страдающей, отечной, бледной плоти.

Имоджин взяла в руки тряпицу и протерла лицо и шею раненого.

— Берт, если бы мы могли повернуть время вспять, я оставалась бы в лесу, пока нам не прислали весточку, что все в порядке, правда, теперь ничего невозможно изменить.

Она положила тряпицу в чашу с уксусом и взяла в руки крупную мозолистую ладонь Берта. Ей показалось, что он слышит ее слова.

— Ты знаешь, что все закончилось хорошо? Ворбрик удрал и оставил нам разграбленный замок. Лорд Фицроджер приложил много усилий, чтобы поправить дела. Сейчас замком управляю я. Мне следовало бы заняться этим сразу же, но меня никогда не приучали к подобным делам…

Девушка погрузилась в свои печальные мысли, но вернулась к действительности, когда слабая рука умирающего попыталась пожать ее ладонь. Она посмотрела на бесстрастное лицо Берта и произнесла:

— Ты знаешь, что мы поженились и наш брак освятил король?..

Глава 14

Фицроджер проскакал через монастырский двор и направил коня к лазарету. День выдался просто ужасный.

Сначала ему пришлось выслушать нарекания Генриха из-за отсутствия крови на простыни, которой следовало бы помахать перед носом Ланкастера. Да ему и не стоило оставлять свою непредсказуемую жену на весь день с графом. Он знал, что ей импонировали холеные, вальяжные мужчины более зрелого возраста. Видимо, Ланкастер чем-то ей напоминал покойного папочку.