Благословение небес - Макнот Джудит

Яну хотелось быть безразличным. Он говорил себе, что этот старик, так похожий на него самого, ничего для него не значит, и тем не менее вдруг услышал свой голос, который спрашивал:

– Сколько ему еще осталось? Доктор развел руками.

– Кто знает? Неделя, месяц, год, может быть, больше. У него Слабое сердце, но сильный дух, и сейчас он сильнее, чем когда-либо, – заметил доктор, надевая светлый плащ, который подал ему Ормсли.

– Что вы хотите сказать этим «сильнее, чем когда-либо»? Врач недоуменно улыбнулся.

– То есть как это что? Я хочу сказать, что ваш приезд очень много значит для него, милорд. Он произвел на герцога поразительный эффект, я бы даже сказал – чудодейственный. Обычно он ворчит на меня, когда плохо себя чувствует, а сегодня едва не сжал меня в объятиях, крича, что к нему приехали вы. Если честно, мне было приказано «пойти взглянуть на вас», – признался доктор, – хотя, конечно, это нужно было сделать незаметно. – Засмеявшись, он добавил: – Он сказал, что вы красивы, как дьявол.

Ян постарался заглушить в себе все эмоции и никак не прореагировал на эти слова.

– Всего доброго, милорд, – попрощался доктор. – Леди, – он повернулся к сестрам герцога, которые беспокойно выглядывали в коридор, и приподнял шляпу.

– Пойду погляжу на него, – объявила после ухода доктора Гортензия и, повернувшись к сестре, сурово предупредила: – Смотри, не надоедай Яну своей болтовней. И не вмешивайся, – скрипучим голосом добавила она, поднимаясь по лестнице.

В течение следующего часа Ян мерил шагами комнату, а Чэрити с величайшим интересом наблюдала за ним. Единственным, чего ему сейчас не хватало, было время, и именно время он сейчас терял. При таких темпах к моменту его возвращения в Лондон Элизабет успеет родить своего первенца. А ведь до того, как он сможет появиться перед ее дядей, ему еще нужно встретиться с отцом Кристины и сообщить ему о расторжении помолвки.

– Ведь ты не уедешь сегодня, правда, мой дорогой мальчик? – неожиданно спросила Чэрити.

Сдержав вздох раздражения, Ян покачал головой.

– Боюсь, мне придется уехать, мэм.

– Его сердце будет разбито.

– Он выживет, – жестко ответил Ян, подавив желание сказать ей, что сомневается в том, что там есть чему разбиваться.

После этих слов старая леди уставилась на него так пристально, что Ян не мог понять, то ли она задумалась о чем-то своем, то ли пытается угадать его мысли. Задумалась, наконец решил он, когда она встала и сказала, что он обязательно должен посмотреть рисунок с воробьями, который сделал его отец еще мальчиком.

– Как-нибудь в другой раз, – отказался Ян.

– Я думаю, это нужно сделать именно сейчас, – она по-птичьи склонила головку набок.

Мысленно проклиная ее, Ян снова начал отказываться, но потом вдруг подумал, что это поможет ему убить время, и согласился. Она провела его по длинному коридору в комнату, которая показалась

Яну личным кабинетом его деда. Войдя туда, Чэрити задумчиво приложила палец к губам.

– Где же этот рисунок? Ах, да, вспомнила, – радостно сказала она. Просеменив к письменному столу, она провела по дну ящика, будто ища скрытый замок. – Тебе он понравится, я уверена. Где же этот замок? – бормотала она, прикидываясь рассеянной, забывчивой старушкой. – Ах, вот же он! – воскликнула Чэрити и выдвинула ящик. – Он, должно быть, здесь, – сказала она, указывая на открытый ящик. – Поройся в бумагах и найдешь.

Ян отказался рыться в чужом столе, но Чэрити не страдала особой щепетильностью. Засунув руки в ящик по локоть, она вытянула толстую пачку бумаг и бросила на стол.

– Так, а какой же из них я искала? – разбирая их, приговаривала она. – У меня уже не те глаза, что были раньше. Ян, милый, ты не видишь здесь птичку?

Ян оторвал от часов раздраженный взгляд, чтобы взглянуть на разложенные листки, и остолбенел. Прямо на него со множества рисунков смотрел он сам. Вот он стоит за штурвалом своего первого корабля, который положил начало его флоту, вот он идет мимо сельской деревушки в Шотландии с молоденькой деревенской девушкой, которая подняла к нему смеющееся лицо, вот он шестилетний – очень серьезный, сидит верхом на своем маленьком пони, вот он семи-, восьми-, девяти – и десятилетний… Помимо рисунков, здесь были дюжины подробнейших отчетов о жизни Яна – начиная с общих описаний и кончая конкретными событиями с точным указанием мест и дат.

– Ну что, нашел птичку, дорогой? – невинно поинтересовалась Чэрити, пристально изучая не бумаги, разложенные на столе, а самого Яна, у которого начала пульсировать жилка на шее.

– Нет.

– Тогда она, должно быть, в классной! Конечно, – радостно прощебетала старая леди, – она наверняка там. Как это на меня похоже, сказала бы Гортензия, – сделать такую глупую ошибку.

Ян оторвал взгляд от этих наглядных доказательств того, что дед пристально следил за его жизнью почти с самого рождения, во всяком случае, с того момента, как он начал выходить за пределы дома на своих собственных маленьких ногах, и посмотрел ей в лицо.

– Гортензия не слишком проницательна, – улыбнулся он. – На мой взгляд, у вас хитрости побольше, чем у лисы.

Чэрити лукаво улыбнулась и приложила палец к губам.

– Только не говорите этого ей, ладно? Гортензии доставляет такое удовольствие думать, что она умнее меня.

– Каким образом он добывал все эти сведения? – вопросом остановил ее Ян, потому что она уже собралась уйти и оставить его здесь одного.

– Многие из этих рисунков сделала одна женщина, которая жила в деревне неподалеку от вас. А когда ты куда-нибудь уезжал, он специально нанимал художника, который должен был ехать туда же и делать зарисовки. Побудь пока здесь – здесь тихо и хорошо, а мне нужно кое-куда сходить.

Ян знал, что она уходит, чтобы он мог рассмотреть все это без свидетелей. Какое-то мгновение он сомневался, нужно ли ему здесь оставаться, потом медленно опустился на стул и начал просматривать отчеты о самом себе. Все они были написаны неким мистером Эдгаром Норвичем, и по мере того, как Ян просматривал толстую пачку писем, его злость на деда за столь беспардонное вторжение в его личную жизнь начала проходить, и он с увлечением погрузился в летопись своей жизни. Почти каждое письмо начиналось с извинений, из которых явствовало, что герцог постоянно упрекал его за недостаточно подробные отчеты.

Верхнее письмо начиналось так,

«Прошу Вашу светлость простить мне мое непреднамеренное упущение. Я забыл упомянуть, что мистер Торнтон любит иногда выкурить сигару, причем предпочитает сигары с обрезанными кончиками…»

Следующее письмо начиналось так: