Пламя любви - Филлипс Патриция

— Джордан, как я ждала этих слов! — Она коснулась его губ и затрепетала, когда Джордан поцеловал ее пальцы. Со слезами на глазах она смотрела на его лицо, отмечая появившиеся на нем жесткие складки. Как чудесно находиться в его объятиях! В доме никого нет, рядом мягкая кушетка…

Стон Гая вернул ее на землю, напомнив о клятве, которую она дала Пресвятой Деве. Сердце Элинор болезненно сжалось, когда она осознала, как велика ее жертва. А ведь она чуть не нарушила обет.

— Нет, Джордан! — выкрикнула она, упершись ладонями в его грудь.

Пораженный внезапным отпором, Джордан выпустил Элинор из объятий. Предположив, что причина в Гае, он отступил на шаг.

— Конечно, займись вначале им.

— Нет, ты не понимаешь. — На лице ее появилось страдание, фиалковые глаза потемнели, мучительный стон вырвался из груди. — Я не могу… вообще. О, Джордан, я так люблю тебя! Пожалуйста, попытайся понять.

Он с недоумением смотрел на нее.

— Что значит «вообще»? Я понимаю, сейчас не время и не место. Твой брат ранен…

— Дело не в этом. Я не могу позволить тебе любить меня. Никогда! Прошу тебя, уходи, мне и так тяжело.

— Проклятие, что все это значит? Немедленно объясни! Элинор стиснула кулаки, глядя на мечущегося на постели брата.

— Я обещала хранить верность мужу. Джордан презрительно рассмеялся:

— Ты обещала этому старому жеребцу хранить верность? Иисусе, да ты глупее, чем я думал, Элинор.

— Нет, не Гастингсу. Я ненавижу его! Но я дала обет… расстаться с тобой, чтобы спасти Гая. — Ее губы дрожали, из глаз катились слезы. — Уходи, Джордан. Я люблю тебя, но это ничего не меняет.

— Ты, должно быть, лишилась разума! В этом нет никакого смысла.

— Думай что хочешь, если тебе так легче.

— Легче?! С тобой никогда не было легко, Элинор. Хорошо, я уйду. Тебе не придется просить меня в третий раз. — Он круто повернулся и вышел из комнаты.

С остановившимся сердцем Элинор смотрела ему вслед.

— Прощай, любовь моя, — горестно прошептала она. — Прощай.

Опустившись на колени у постели Гая, Элинор дала волю слезам. Она не знала, сколько прошло времени, и даже не почувствовала легкого прикосновения.

— Элинор, не плачь.

Хриплый шепот заставил ее поднять голову. Глаза Гая были открыты, пальцы слабо сжимали ее руку. Затаив дыхание, она с благоговением повернулась к образу Мадонны, висевшему на дальней стене. Мадонна услышала ее мольбы. Это страшное утро было испытанием ее веры. И она выдержала его, навсегда расставшись с самым дорогим для нее человеком. Почему же она не испытывает радости? Почему в сердце нет ничего, кроме боли?

Глава 12

Горячий ветер бил в лицо Джордану, скакавшему во весь опор по пыльной дороге. Кое-где на подступах к Бургосу встречались отдельные группы воинов, но основные силы все еще находились в некотором отдалении от города. Грабежи и насилие мешали триумфальному продвижению войска принца Эдуарда.

Бургос! Всю свою жизнь он будет проклинать этот город. И она еще смеет утверждать, что любит его! Как можно любить человека и отказываться от него? Это же бессмысленно!

Добравшись до лагеря, Джордан обнаружил, что тот наполовину опустел.

— Милорд! — воскликнул один из слуг. — Мы думали, вы остановитесь в Бургосе.

— Я передумал.

Позже, укрывшись от палящего солнца в своей палатке с чашей вина, Джордан попытался разобраться в случившемся.

Итак, она дала обет. Видимо, это результат монастырского воспитания. Неужели у нее хватило глупости отречься от земных радостей в надежде, что ее жертва спасет жизнь Гая?

— Милорд.

Полотнище, прикрывавшее вход, откинулось. Подняв глаза, рыцарь увидел своего оруженосца, который мялся у входа, с опаской поглядывая на пребывающего не в духе хозяина.

— В чем дело? И закрой это чертово солнце. — Джордан прищурился, заслонив глаза ладонью.

— Вас хочет видеть женщина.

— Что еще за женщина?

— Пленная, милорд… язычница.

Джордан озадаченно нахмурился. Ах да… При выезде из лагеря он наткнулся на испанских наемников, забавлявшихся с женщиной, которую они захватили вместе с обозом врага. Джордан вмешался, отослал пленницу к своим людям и велел позаботиться о ней.

— Приведи ее.

Оруженосец втолкнул в палатку женщину, закутанную в полосатый бурнус. Она заморгала, привыкая к тусклому освещению, и простерлась ниц.

— Встань, я не божество, чтобы валяться у моих ног.