Агнесса. Том 2 - Бекитт Лора

Возможно, будь Орвил дома, все решилось бы гораздо скорее и проще: Агнесса не умела лгать мужу или скрывать что-то важное, да она никогда и не делала этого, но Орвил обещал вернуться поздно; до его приезда нужно было принять окончательное решение. Да, сейчас, скорее, пока его нет, пока она не видит этих тревожно-вопрошающих глаз, пока он не угадал ее тайных терзаний.

Агнесса подперла ладонями щеки, глаза ее были ярко-зелеными, напоминая гладкие, влажные виноградины на темном глиняном блюде. Что же делать? Если она не скажет ничего Орвилу и поедет выяснить, что нужно Джеку, это будет непорядочно; если она не поедет никуда, забудет обо всем, это будет… Вполне нормально?.. Захочет ли, сумеет ли забыть?

Агнесса не знала, что хуже: солгать другому или самой себе. Не лгать другому значило бы следовать общепринятым нормам, не лгать себе — значит жить по своим собственным законам. Разве не так она поступала в юности? Примирение с собственной совестью стоит жертвы — маленького безобидного обмана.

Филлис предупреждала ее, но… Филлис не понимала происходящего, для Филлис белое было белым, черное черным, а для Агнессы все окрашивалось совсем в иные тона. Господи, как дурно таиться от Орвила! И потом вдруг это ловушка? Почему Джек сам не пришел? Где он был все это время? Неужели здесь рядом, в Вирджинии? Что же он делал? Агнесса заблудилась в лабиринте вопросов; чтобы выбраться из него, следовало поехать к Джеку и все выяснить. Поехать с Орвилом? Или… одной?

Она переменила позу, потянулась за виноградом, взяла одну ягоду и положила в рот. Сладкий дурманящий сок жизни проник внутрь ее тела: но если она поедет одна, все закрутится снова! Скольких сил ей стоило обрубить концы, зачем же их связывать вновь?! И Агнесса призналась себе, что связать было б намного легче.

Она вскочила, принялась ходить по комнате, потом легла. Она отправляла в рот ягоду за ягодой, глотала сладкую влагу, слезы текли по лицу, и пальцы цеплялись за покрывало, никакого равновесия не было, точно отлаженный механизм последних лет ее благополучно-правильной, прекрасной жизни дал сбой: тени запали в душу, свет померк. Она совсем этого не желала, потому и плакала сейчас, но никуда не могла уйти от себя; внезапно наступившее колдовское полнолуние озарило все потаенные закоулки ее души, то, что она так долго прятала внутри. Нет! — Агнесса сжала кулаки. — Надо во что бы то ни стало осушить этот дьявольский колодец!

Ладно, она поедет и холодно спросит: «Что тебе нужно опять?» И если начнутся старые разговоры, тут же повернет назад, хотя вернуться назад в жизни труднее всего, а чаще это бывает! просто невозможно.

Она ничего не скажет Орвилу, но его не предаст: любимых не предают.

А насчет Джека… пожалуй, вопрос нужно поставить иначе: не всегда нужно думать о том, нужен ли кто-то тебе, иной раз стоит подумать, может, ты очень нужна кому-то.

Агнесса вздохнула с облегчением: оправдание собственных поступков — величайшее дело в жизни.

Она не поехала к Джеку ни завтра, ни послезавтра и колебалась еще дня два, однако решение ничего не говорить мужу созрело окончательно. Орвил вовсе не был слеп и, конечно, заметил ее волнения. Он спросил, что случилось. Агнесса тут же сослалась на какие-то несущественные мелкие причины. Орвил поверил, опять-таки не от невнимания и слепоты, а потому (Агнесса со стыдом осознавала это), что слишком доверял ей. Но не могла же она, в самом деле, ответить: «Да вот, дорогой, тут Джек прислал записку, просит прийти, и я думаю, соглашаться или нет!» Нельзя было бесконечно испытывать терпение даже такого уравновешенного человека, как Орвил, нельзя постоянно требовать от него понимания; Агнесса чувствовала: если здесь грянет вдруг настоящая буря, то это будет нечто грандиозное.

Никто больше не приходил, ничего не просил передать, но на следующей неделе, доставив Джессику в наемном экипаже на очередной урок, Агнесса не отпустила, как обычно, карету, а велела ехать по адресу, что был в уничтоженной злополучной записке. Это оказалось на окраине города, в грязном бедном квартале, и Агнесса, ощущавшая себя преступницей, сидя в плутавшем по узким улочкам экипаже, думала со страхом о том, во что в очередной раз ввязывается: «А вдруг это, Боже упаси, какой-нибудь притон?!»

Она немного успокоилась, когда карета остановилась перед большим двухэтажным домом, настоящей огромной развалиной, пристанищем бедняков. Когда-то она сама жила в похожем, поэтому не очень испугалась. Вероятно, это было нечто вроде дома миссис Бингс на прииске: небогатые домовладельцы сдавали комнаты еще более бедным жильцам. Агнесса попросила кучера подождать и не без содрогания вошла. Агнесса была одета в темное платье и широкополую шляпу с вуалью, на всякий случай скрывавшую лицо; она оделась так, чтобы не привлекать внимания, но теперь сообразила: для такого места и это платье слишком шикарно. Она внутренне сжалась: то ли от неловкости, то ли от страха, но отступать уже не было смысла.