Любовник - Шоун Робин

Но Энн смотрела не в его горящие глаза, а на обезображенные кисти.

— Больно?

Пальцы Майкла замерли.

— Может быть, вам помочь? — Энн успокоилась. Ей всю жизнь приходилось помогать родителям. Сначала в гостиной, потом в спальне, а в последнее время — у их смертного одра. Женщина подошла к Мишелю и отвела его пальцы. Но маленькие жемчужные пуговки не поддавались. Никогда у постели больных она не казалась такой неуклюжей. Она нахмурилась и сняла перчатки. Железные пальцы стиснули ее запястья, и невесомые перчатки упали на пол. Энн в тревоге вскинула голову. Лицо мужчины было всего в нескольких дюймах от ее лица. Шрамы прорезали волевые скулы.

— Мне не требуется сиделка, мадемуазель.

Энн замерла. Сама того не желая, она его обидела. Энн облизала губы, на которых оставался привкус его влажного дыхания.

— Я не собираюсь становиться вашей сиделкой.

— В кебе вы утверждали, что и понятия не имеете, чего желать.

Энн не отвернулась и не притворилась, что не поняла его.

— Я спрашивала, что может произойти, если женщина не знает, чего просить. Но не утверждала, что не знаю, чего хочу.

Майкл склонил голову, и его губы оказались рядом с ее губами.

— И чего же вы желаете, мадемуазель?

В его словах звучал вызов. Как будто он спрашивал: «Как далеко вы готовы зайти, госпожа старая дева? Не побоитесь ли ласк мужчины, который известен тем, что умеет доставлять наслаждение женщинам?»

Энн глубоко вздохнула. Все, что у нее есть, — это один месяц наслаждений. И она не собиралась поддаваться своим девическим страхам.

— Я хочу испытать оргазм.

— Сколько раз?

— Столько, сколько позволит тело.

— Сколько желаете пальцев?

— Столько, сколько примет тело.

— Как глубоко мне в вас проникать?

— Насколько сможете.

Фиалковые глаза вспыхнули.

— Ваших грудей когда-нибудь касался мужчина?

— Нет. — Энн признавалась в этом с трудом. Мужчины охотились за состоянием ее родителей, но никогда не обращали внимания на нее как на женщину.

— Какой-нибудь мужчина ласкал вас языком?

Энн проглотила подступивший к горлу комок.

— Один раз.

— Вам понравилось?

Нет, ей не понравилось. Юнец, сорвавший поцелуй, признавался потом приятелям, что за Энн просто невозможно ухаживать. И только вконец отчаявшийся подцепить богатую невесту бедняга способен положить глаз на такую несмышленую телку.

Женщина смотрела на бахрому трепетавших перед ней ресниц. Они казались черными, как уголь, и невероятно длинными.

— Он меня чуть не задушил, а потом насмехался надо мной, — с трудом выдавила она.

— Я не стану вас душить, шери. И насмехаться тоже не стану.

Майкл отступил назад и снял жилет. Энн замерла и только смотрела во все глаза. Его черные ресницы скрывали возбужденный блеск глаз, рука потянулась развязать узел белого галстука. Энн мучительно захотелось, чтобы он поцеловал ее, и Майкл, вероятно, об этом догадывался. Женщину охватила безрассудная отвага.

— А что же вы предпримете, месье?

— Во время поцелуя буду посасывать ваш язык. — Его руки опустились, на пол упал галстук, зато черные ресницы взлетели вверх. — После того как я вас раздену, я поцелую ваши груди. А когда вы останетесь совершенно нагой, — он отстегнул от белоснежной манжеты золотую запонку, — примусь целовать ваш клитор.

У Энн перехватило дыхание. Майкл отстегнул вторую запонку.

— Вы знаете, где расположен ваш клитор, мадемуазель?

Женщина изо всех сил старалась не отводить взгляда от его лица и не смотреть на темные волосы во все расширяющемся вырезе рубашки;

Восемнадцать лет назад, возвратившись из Лондона в Дувр, она стянула медицинские записки у домашнего врача своих родителей. И в них нашла упоминание об интересующих ее частях тела. Но в записках ничего не говорилось о том, что с этими частями женского тела делает мужчина.

Энн так и не узнала, чего мужчины требуют от женщин.

Майкл положил золотые запонки в карман брюк, и этот жест приковал ее взгляд к припухлости под его брюками.

— Я уверена, что испытаю оргазм. И надеюсь, не один. Вы ведь недаром получили свое прозвище, месье. Это благодаря вашему умению лизать и посасывать женщину?

— И всему прочему, — загадочно ответил Майкл. Скрестив руки, он ухватился за рубашку и снял ее через голову.

Сердце Энн гулко забилось о ребра. Шея и руки Майкла были исполосованы шрамами, но тело оставалось совершенно чистым. Кожа смуглая, волосы на груди черные, мускулы рельефные. Голова неожиданно вынырнула на свет, и рубашка присоединилась к груде одежды на полу.