Меч и пламя - Филлипс Патриция

Джералд Монсорель уже отдал приказ слугам приготовить мясной бульон и жидкий заварной крем – еду, которую, как он знал, Рейф мог без труда проглотить.

– Я чувствую себя предателем из-за того, что вынужден оставить вас здесь, – произнес он извиняющимся тоном, пожимая на прощание руку Адель, – но сейчас не годится надолго покидать свои земли. Рейф теперь в хороших руках; слуги непременно сумеют его выходить.

– Я очень признательна вам за помощь. – Губы Адель дрогнули при мысли о разлуке с преданным другом, на которого она всегда могла положиться. – Вы действительно верите в то, что он поправится?

Монсорель серьезно посмотрел на нее:

– Разумеется, леди Адель, вот увидите: еще до Рождества Рейф де Монфор встанет на ноги. Только следите за тем, чтобы он получал достаточное питание, даже если вам придется кормить его с ложки, как младенца. Кроме того, ваше присутствие здесь наверняка будет способствовать его выздоровлению. – Джералд улыбнулся, но затем лицо его снова приняло серьезное выражение, и он добавил, понизив голос: – Не будь времена такими тревожными, я бы и сам с удовольствием провел несколько дней в Фордеме. Увы, в нынешних обстоятельствах я должен вернуться домой, чтобы известить арендаторов и соседей, а возможно, и приготовиться оборонять свои земли. Рейф уже говорил вам о том, что, если король не образумится, дело может дойти до войны?

– Да. Гражданская война…

– Верно, только ничего, достойного гражданина, в этом нет, но от того, чья сторона возьмет верх, будут зависеть судьбы многих людей.

Адель еще долго размышляла над последними грустными словами Джералда, сидя рядом с Рейфом и наблюдая за тем, как он метался по постели в тревожном сне. Его спальня выглядела очень величественно и была обставлена роскошной мебелью, начиная от мягких кресел рядом с небольшим диваном, обложенным подушками, и вплоть до тяжелого балдахина над кроватью и звериных шкур, разостланных поверх циновок. В углу комнаты в камине пылало целое полено, и ярко-оранжевые языки пламени взмывали к почерневшему от сажи дымоходу, добавляя свой свет к сиянию полдюжины свечей, горевших в канделябрах на резном дубовом сундуке рядом с кроватью.

Никто не подумал предложить ей место для сна, поэтому Адель свернулась калачиком на диване возле камина. Теперь, когда они наконец добрались до Фордема, надо было переодеться, поскольку ее нынешнее платье, порванное и перепачканное грязью, успело превратиться в лохмотья, а дорогая парча была порезана в нескольких местах там, где от нее отпороли меховую отделку. Тем не менее, несмотря на убожество наряда, кольцо Рейфа по-прежнему оставалось при ней, и она принялась вертеть его на пальце, улыбаясь при воспоминании о более счастливых временах. Лоркин Йейтс угрозами и запугиванием пытался заполучить у нее это кольцо, однако она неизменно отвечала ему отказом. За последний год с ней столько всего случилось – как хорошего, так и дурного. Все началось в тот знаменательный снежный день, когда она из-за деревьев наблюдала за проезжавшими мимо всадниками…

Стук в дверь оторвал ее от раздумий. Одна из служанок принесла поднос с едой и поставила его на сундук. На подносе были мясо и черствый хлеб для нее, а также чашка дымящегося крепкого бульона для больного. Служанке было приказано покормить ее господина, однако Адель сказала, что сама накормит Рейфа, и отправила девушку за чистыми бинтами, чтобы перевязать его раны.

Как Адель ни старалась, ей так и не удалось заставить Рейфа приоткрыть рот, поэтому она вернулась к своему ужину, жуя жесткое, безвкусное мясо и намазывая масло на черствый хлеб. Низкое качество еды лишний раз показывало, что мажордом принимал ее за простолюдинку. Даже горничная с явным презрением уставилась на дыры в ее платье и намеренно медлила исполнить приказ Адель. Как только Рейф будет накормлен, а его раны перевязаны, она непременно примет ванну и наденет чистую одежду – быть может, тогда слуги в замке станут относиться к ней с большим уважением, а пока ей предстояло промыть и перебинтовать раны Рейфа – задача, которая внушала ей страх. Адель знала, что Симм, оруженосец Рейфа, охотно сделал бы это за нее, но ей было известно также и то, что юноша устал и нуждался в отдыхе. Ей придется научиться самой ухаживать за раненым.

Адель подвинула свечи поближе к кровати, чтобы лучше видеть, и приподняла край шерстяной туники Рейфа, которая в некоторых местах была разрезана, чтобы дать возможность перевязать раненого.