Фаворитки - Холт Виктория

— Позвольте мне, ваша милость, — сказал Росс, — хоть минутку поглядеть на вас. Я помню вас малышом — самым живым и красивым малышом, за которым мне когда-либо приходилось присматривать. Мне приятно видеть вас в добром здравии.

Монмут терпеливо слушал. Он любил восхваления.

— Пожалуйста, продолжайте, — попросил он.

— Лишь одно, имеющее отношение к вашей милости, раздражает меня.

— Неудачный поворот судьбы? — подсказал Монмут.

— Именно. Что за король получился бы из вас! Сколько людей толпилось бы на улицах, выкрикивая приветствия, если бы вас звали, как наследника престола, принцем Уэльским — Иаков, принц Уэльский, а не Иаков, герцог Монмутский.

— Всего лишь формальность… всего лишь подпись на документе… — тихо проговорил Монмут.

— И из-за этого страна лишается лучшего короля, который когда-либо мог бы у нее быть!..

— Вы, Росс, пришли ведь не только затем, чтобы сказать мне это?

— Нет, милорд. Когда я наблюдал, как вы учились ездить на лошади или владеть шпагой, я, бывало, представлял себе, что когда-нибудь король признает вас своим законным сыном. Я, бывало, так ясно все это себе представлял… Что его величество пошлет за вами, когда вам исполнится год или чуть больше… и это случилось. Что его величество вас очень любит… и это тоже случилось. Что его величество объявляет о женитьбе на вашей матушке и о том, что вы наследуете корону…

— Но этого не случилось, — с горечью сказал Монмут.

— Это все еще могло бы быть, милорд.

— Каким образом?

— Чует мое сердце, что у вашего отца и Люси Уолтер была формальная брачная церемония.

— Мой отец утверждает, что ее не было, и я вполне этому верю. Итак, поскольку португалка бесплодна, он с большой радостью признал бы меня своим законным сыном. Если бы совесть ему позволяла…

— Совесть королей часто обслуживает выгоду… но о присутствующих не говорят.

— Вы хотите сказать, что мой отец отрицает факт брака, который имел место? Но почему?..

— Почему, милорд? Ваша матушка была… снова прошу прощения… женщиной, у которой было много любовников. И ее положение не позволяло ей выйти замуж за короля. Ваш отец в то время был молод — ему было всего восемнадцать лет, — а молодые люди часто совершают неблагоразумные поступки. Та, которая была достойна стать женой принца в изгнании, не могла принадлежать правящему королю.

— Вы что-то знаете, Росс. Вы хотите сказать, что мой отец был женат на моей матери?..

— Я просил Козина, епископа Даремского, дать мне свидетельство о браке. — Росс лукаво улыбнулся. — Оно могло у него быть. Он был капелланом в Лувре для тех, кто принадлежал к англиканской церкви во времена революции в Англии.

— Росс, вы добрый малый! И что он говорит?

— Он утверждал, что никакого свидетельства не было. Он с негодованием спросил меня, уж не предлагаю ли я ему подделать его.

— Ну и… что — теперь он обещает представить его?

— Он умер.

— Тогда какой от него прок?

Лицо Росса медленно расплылось в улыбке.

— Мои друзья — а они и ваши тоже — готовы поклясться, что, умирая, он прошептал о черной шкатулке, в которой находилось свидетельство, подтверждающее, что Люси Уолтер была женой вашего отца.

— Росс, вы самый хороший друг, какой только может быть на свете…

— Я относился к вам как к сыну, когда стал вашим дядькой в доме милорда Крофта. И я сделаю все, чтобы ваше заветное желание исполнилось.

— Спасибо вам. Росс, спасибо… Но ведь мой отец жив… Что он-то скажет об этой… черной шкатулке?

Какое-то мгновение Росс молчал, потом сказал:

— Король, ваш отец, любит вас. Страна не хочет короля-католика. Герцог Йоркский, отказавшись от поста первого лорда адмиралтейства, тем самым обнаружил свою приверженность папизму. А теперь вот эта женитьба. Король любит мир и покой… Он любит мир больше, чем правду. И он любит вас. Он любит своих детей, но каждый знает, что его любимцем является его старший сын. Очень может быть, что он — и я, относясь к вам по-отцовски, понимаю его чувства — из любви к вам согласится с этой историей о черной шкатулке.

Монмут обнял своего старого слугу.

— Вы, — Сказал он, — мой лучший друг. Я никогда этого не забуду.

Росс опустился перед ним на колени и поцеловал руки герцога.

— Да здравствует принц Уэльский! — провозгласил он.

Монмут молчал, его темные глаза сияли, ему слышались приветственные возгласы народа, голова его уже ощущала тяжесть короны.