Розамунда, любовница короля - Смолл Бертрис

Поздней весной тысяча пятьсот седьмого года обе дочери Розамунды праздновали свои дни рождения. К облегчению родителей, они росли крепкими и здоровыми малышками. Куда бы ни шла Филиппа, Бэнон топала следом, покачиваясь на толстеньких ножках. К концу лета Розамунда снова была беременна и постоянно впадала в отчаяние.

– Еще одна дочь, я уверена, – повторяла она. – Почему я не могу родить тебе сына, Оуэн?

– Мы ничего не узнаем, пока не родится малыш, – урезонивал ее муж, – и я буду рад третьей девочке, главное, чтобы вы с ней были живы и здоровы. Мне доставит огромное удовольствие выдавать их замуж, пока твой дядя Генри рвет на себе волосы из-за того, что я пренебрег его сыновьями.

Розамунда невольно рассмеялась.

– Да, он будет вне себя от бешенства, видя, как мои дочери унаследуют Фрайарсгейт, – согласилась Розамунда. – Я слышала, что Мейвис ощенилась очередным бастардом, хотя мой дядя признал его своим.

– А как мы назовем ее, если в самом деле родится девочка? – спросил ее муж.

– Первую мы назвали в честь моей матери, вторую – в честь твоей. Думаю, я назову ее Элизабет, в память нашей королевы, которая была так добра ко мне. Это девочка, Оуэн.

Я чувствую себя так же прекрасно, как в первые два раза.

Она вздохнула и с улыбкой добавила:

– Зато мы хорошо позабавились, зачиная наших девочек. И все же, должно быть, делали что-то не так. После рождения Бесс нужно хорошенько подумать, что именно, потому что у меня будет сын, черт побери!

Розамунда родила свою третью дочь, Элизабет, двадцать третьего мая тысяча пятьсот восьмого года. Ребенка также назвали Джулией, ибо она появилась на свет в День святой Юлии, и Энн, в честь матери Пресвятой Девы, покровительницы беременных женщин. Подобно своим сестрам Бесс была крепенькой и здоровой девочкой, только унаследовала от отца светлые волосы, чем Оуэн был донельзя доволен, Из Гринвича прибыл посланец принцессы. Розамунда потребовала отнести ее в зал, чтобы она собственными ушами могла выслушать последние сплетни. Новости оказались не слишком хорошими. Немногие оставшиеся слуги принцессы Арагонской превратились в посмешище при дворе.

Гордые испанцы сейчас более всего походили на нищих, поскольку ходили буквально в лохмотьях. Король вел переговоры с Максимилианом, императором Священной Римской империи, о помолвке его внука, эрцгерцога Карлоса, сына безумной кастильской королевы, со своей младшей дочерью, принцессой Мэри. Поскольку Карлос был еще и наследным принцем Нидерландов, Англия много выигрывала в торговле шерстью и тканями. Этот союз должен был стать чем-то вроде противовеса поразительному политическому союзу, недавно заключенному между королем Фердинандом и Францией.

Английский король решил, что Фердинанд больше не нужен для осуществления его планов. Принцесса Арагонская была осведомлена о желании принца Генри любить ее, как она деликатно выражалась. Она снова написала отцу, моля о помощи и подчеркивая, что ее долг – содержать слуг. Екатерина не просила ничего лишнего, всего лишь о деньгах на повседневные расходы.

Как всех женщин ее семьи, Екатерину с колыбели приучали беспрекословно повиноваться мужчинам. Поэтому она не требовала, а просила. Только гордость позволяла ей выдерживать натиск кредиторов. Те, разумеется, знали все сплетни об отношении короля к испанской принцессе. Они боялись, что ее вышлют в Испанию, прежде чем им будут выплачены ее долги. Никто не понимал, что даже принцесса может оказаться в отчаянном положении.

Розамунда плакала о судьбе своей подруги, но, как мудро заметил Оуэн, она не могла сделать для Екатерины больше, чем уже сделано. Остальное касается сильных мира сего, а не скромной землевладелицы в Камбрии. Те деньги, что они посылают, могут казаться им огромными суммами, но принцессе их хватает самое большее на несколько дней. Все же Розамунда откладывала что могла для Екатерины Арагонской в ожидании ее слуги.

Но посланец не возвращался во Фрайарсгейт больше года, а когда все же появился, его повествование было достойно барда. Король Генрих вбил себе в голову, что должен жениться на безумной Хуане Кастильской. Состояние ее рассудка мало что для него значило. Главное – она рожала здоровых детей. Король вдруг решил, что должен иметь больше наследников. Екатерина одобряла план, поскольку была достаточно мудра, чтобы понять: от этого зависит ее будущее. Ей удалось убедить отца отозвать посла, сеньора де Пуэбла, который к тому же тяжело заболел. Король Фердинанд, наконец устыдившись своего поведения по отношению к дочери, выслал ей две тысячи дукатов и назначил своим послом, пока не будет найдена замена. Сумма была не столь велика, но позволила Екатерине заплатить самые неотложные долги и выдать жалованье слугам. Ее новый статус посла придал ей больше веса при дворе. На какое-то время она снова попала в фавор.