Из знатного рода - Новак Бренда

– Все? Ты обманул мою мать, и это стоило ей жизни. Ты игнорировал мою сестру, и в течение многих лет я получал лишь маленькие, можно сказать, ничтожные крохи твоего внимания. В некотором смысле даже Натаниэль пользовался у тебя большим уважением.

Грейстоун закрыл лицо ладонями. Он сам навлек на себя это горе, и это поразило его до глубины души.

– Пора. – Охранник подошел ближе.

Герцог знал, что им позволили видеться благодаря приказу кого-то из вышестоящих полицейских чинов. Титул все еще имел некоторый вес, но даже герцог ле мог слишком долго сдерживать поступь правосудия.

– Извините, ваша светлость, но я должен просить вас удалиться, – сказал охранник.

Грейстоун не мог поверить, что кошмар стал явью. Они не могут расстаться с Джейком таким образом.

– Ваша светлость?

Герцог попытался сглотнуть ком в горле. Он жаждал услышать от Джейка хотя бы одно слово прощения.

– Прости меня, – сказал он сыну так тихо, что даже сам усомнился, слышал ли тот.

Клифтон бросил на него взгляд, полный недоумения, но промолчал.

И когда охранник повел маркиза из камеры, Грейстоун сделал то, чего никогда не делал раньше: он попытался обнять сына. Но Джейк оставался холодным как камень.

– Не прикасайся ко мне, – сухо сказал он, и герцог отвернулся.

Он не хотел, чтобы охранник стал свидетелем его унижения.

Когда стул был выбит из-под ног осужденного, Натаниэль отвернулся. Он не мог смотреть, как бьется в предсмертных муках тело его сводного брата. Маркиз имел деньги, власть, семью. И он сам виноват в том, что лишился всего этого.

Натаниэль перевел взгляд на аристократов, которые пришли поглазеть на казнь. Смерть одного из них наполнила их сердца страхом, хотя волновались они в первую очередь за себя, а не за маркиза Клифтона.

Он, такой же сын герцога, как и Джейк, мог бы быть одним из них, повернись его жизнь иначе. Было время, когда он мечтал об этом, но сейчас эта мечта умерла.

Натаниэль повернулся к женщине, которую любил больше всего на свете. Александра опустила голову, и он не мог разобрать выражения ее глаз, но знал, что в них – сочувствие. Несмотря на все беды, какие обрушились на них по вине Клифтона, она жалела его.

Взяв Александру под руку, Натаниэль поспешил к нанятой ими коляске. Прежде чем сеть, он обнял ее. Александра плакала.

– Ты ведь у меня такая храбрая, – пробормотал он. – Ну, успокойся, пожалуйста! Уже все позади.

Они ехали по улицам Лондона, прижавшись друг к другу. Земли и имущество герцога не были конфискованы, и Натаниэль знал, что унаследует их когда-нибудь. Только он не будет жить в Англии. Нет, он увезет Александру в Америку, а потом научит своих сыновей, что такое быть по-настоящему высокорожденными.

Эпилог

Три года спустя в Бридлвуд-Мэнор пришло письмо на имя герцога Грейстоуна из далекой Виргинии. Герцог долго рассматривал обратный адрес, хотя сразу понял, от кого оно.

В конце концов, тяжело вздохнув, он сломал печать. Единственный листок бумаги был исписан изящным женским почерком, в центре находился портрет пухлого мальчугана.

«Ваша светлость!

Я долго сомневалась, стоит ли писать Вам. Натаниэль считает, что люди редко меняются, но я с ним не согласна.

Мы с Натаниэлем поженились незадолго до отъезда из Англии. Все это время он был занят делами своей компании, и хотя его дело никогда не сравнится по величине с Вашим, он преуспевает. Таким сыном можно гордиться! Я прилагаю к письму портрет нашего первенца. Его зовут Теодор Натаниэль. Он родилсяпочти год назад. Я думаю, Вы должны знать об этом.

С уважением, Александра Кент».

Положив письмо на стол, герцог дрожащей рукой поднес к глазам портрет ребенка. Его первый внук, с явно выраженным фамильным носом и подбородком, был очень красив.

Его внук. Наследник его наследника.

Герцог не знал, что хотела продемонстрировать Александра – доброту или жестокость, но он очень долго смотрел на маленького Тедди.

А потом зарыдал.