Все ради любви - Рид Мишель

Кристина выглядела невыразимо прекрасно в воздушном подвенечном платье с длинным шлейфом и тончайшей вуалью, приколотой к роскошным темным волосам. Голову невесты украшал венок из бледно-розовых роз – таких же, из каких был составлен букет. Бледно-розового цвета были и платья пятерых подружек невесты, следовавших за ней.

Она улыбалась. Кристина твердо верила в любовь своего жениха и в свою любовь к нему, и ни малейшего признака боязни не отражалось на ее лице.

У Эви невольно сжалось сердце, и ей стало трудно дышать. В горле застрял комок. Она повернулась к брату и увидела в его лице такую же любовь к будущей жене, гордость и радость.

«Как бы мне хотелось…» – невольно подумала Эви и тут же спохватилась, радуясь, что Рашид сидит далеко от нее и не может видеть выражение ее лица.

А понял бы он? Может быть, сейчас он смотрит на эту христианскую свадебную церемонию и сравнивает ее с той, которая для них двоих невозможна?

Да, они любят друг друга – Эви ни на мгновение в этом не сомневалась. Как и в том, что их любовь уже сто раз доказана перед лицом всех на свете недоброжелателей.

Но любить и клясться в любви друг другу – это одно, а совсем другое – приносить такую клятву перед лицом Господа. Потому что, независимо от того, кто в какого Бога верит, такая клятва есть нечто вечное и нерушимое.

– Мы собрались здесь сегодня, чтобы стать свидетелями соединения в законном браке этого мужчины и этой женщины…

Эви заметила, как сидящая рядом мать подносит к глазам шелковый платок. Внезапно ее укололо острое чувство вины. Вины дочери, которая хорошо понимает, что ее мать никогда не сможет испытать такое же чувство радости и гордости, какое испытывает сейчас леди Беверли, глядя на Кристину, которая выходит замуж по любви и за достойного человека. Повинуясь внезапному порыву, Эви взяла руку матери в свою и поцеловала ее, сама не зная почему. Как бы то ни было, мать отвергла этот жест, сердито отдернув руку.

Это задело Эви – не просто задело, а больно ранило. Дальнейшая церемония прошла перед ней как в тумане – в тумане собственных ошибок, неудач и провинностей, заслонивших сегодняшнюю радость.

Молитвы, песнопения, торжественные гимны, клятвы – все это прошло мимо Эви, которая безучастно внимала происходящему, машинально говоря то, что требовалось. С ее лица не сходила улыбка, но за этой улыбкой и неестественным блеском глаз лишь немногие посвященные могли бы рассмотреть несчастную встревоженную женщину.

Одним из таких людей был Рашид Аль-Кадах. Он сидел в нескольких рядах от Эви и почти всю службу провел, опустив голову, но все внутри него похолодело.

Она казалась спокойной, судя по тому, что он успел увидеть, поднимаясь на ноги во время торжественного гимна. Ее лицо не выражало ничего лишнего, кроме того, что принято на публике. Ее пальцы не были сжаты, она не позволяла себе никаких резких или нервных движений, которые могли бы выдать ее напряжение.

И все же безошибочная интуиция подсказывала Рашиду, что за этим самообладанием Эви что-то скрывает.

«Все из-за этой свадьбы, будь она проклята», – подумал он. Потому что какая женщина не мечтает о том, чтобы стоять у алтаря с человеком, которого она любит, вот так, как сегодня Кристина Беверли?

И какой мужчина отказался бы от возможности стать законным обладателем такой женщины, как Эви?

Рашид беспокойно поднялся на ноги, чувствуя, как его захлестывает волна беспомощного гнева. Он злился на самого себя – за то, что не способен дать Эви такое же чувство защищенности и спокойствия.

С искренним облегчением он дождался конца службы, когда новобрачные прошли внутрь часовни, чтобы расписаться в книге. Рашиду редко приходилось испытывать желание выпить, но сегодня он ощущал его на удивление остро.

– Если присмотреться, – обратился к нему сосед, – то, оставив в стороне разницу в вероисповедании, христианское венчание мало чем отличается от нашего.

«Ты бы так не говорил, если бы сегодня я женился на Эви», – ядовито подумал Рашид, но только улыбнулся. Снова запел хор, сквозь его пение прорезалось высокое соло тенора, и Рашид был избавлен от необходимости подыскивать вежливый ответ.

Он снова исподтишка бросил взгляд в сторону Эви. Она сидела очень прямо, напряжение чувствовалось во всей ее фигуре. Пожилая дама в лиловом платье что-то сурово говорила ей. Мать Эви удалилась, чтобы присоединиться к группе родственников, которые прошли в часовню, – Эви, вероятно, была из этой группы исключена. По собственному желанию.