Там, где встречаются сердца - Доронина Анастасия

— Люся… Люся, не надо!!! Люся, честное слово, он сам!

— Я тебе покажу — сам! Сучка не захочет — кобель не вскочит, ясно?! Я тебя сейчас научу жизни, паскуда…

Сестра била ее так, как бьют впавшие в остервенение деревенские бабы — кулаком по лицу, по животу, по груди… Алина не могла даже сопротивляться — ее волосы в мгновение ока оказались намотаны на Люськину руку, и та рванула изо всех сил, и стала бить сестру головой об косяк. Алина кричала, захлебывалась слезами, но крик тонул в истошных воплях Люськи, которая орала и причитала с деревенским неистовством. В конце концов Алину оставили в покое. Не потому, что вышла злость — просто у Люськи кончились силы. Она отшвырнула жертву, постояла над ней с минуту, тяжело дыша, и ушла с кухни. Скорчившись на полу, Алина глухо рыдала.

— На! — В нее полетел наспех собранный узел с бельем и кое-какой одеждой. — Забирай свое барахло и пошла вон отсюда! И попробуй только хотя бы на километр к моему дому подойти — убью, паскуда!!!

Ее вышвырнули за дверь, как завшивевшего котенка, не дав даже возможности смыть кровь с разбитого лица. И кто знает, что случилось бы с ней дальше, если бы там, на лестнице, Алину не увидела соседка, которая провела девушку в свою квартиру и умыла ее.

— Ох, ну и что же мне с тобой делать, девка, — со вздохом говорила она, пока Алина рыдала у нее на плече от боли и унижения. — Не домой же тебя отправлять! Ладно, переночуешь у меня, а потом что-нибудь придумаем.

Придумали. Алина по тети Кириной протекции устроилась работать в ресторан «ГубернаторЪ» младшей техничкой, и «в силу особых обстоятельств» ей разрешили временно расстилать для себя матрасик в бытовке, между ведер и тряпок.

* * *

…Все эти воспоминания в мгновение ока пронеслись в Алининой голове. Танец еще не закончился — Слава держал ее в объятиях и медленно кружил, продолжая шептать на ухо какие-то пустяки. «Не забудь оставить мне телефон!» — подумала она с горечью. Да, конечно! Оставлю тебе и телефон, и еще адрес! Очень простой адрес: под лестницей на половичке, каморка номер девять, стучать три раза, и прошу не беспокоить по пустякам…

— А ты классно танцуешь, — заметил Слава.

Алина знала это про себя: чувство ритма и музыкальность были у нее врожденными.

— Я провожу тебя до дому. Или подвезу, если ты далеко живешь. Можно?

— Что?.. Нет! — крикнула она. И остановилась, отбросила его руки.

— Ты что? Да ты меня неправильно поняла, сестренка! Честное слово, только подвезу и ничего лишнего!

— Нет!

— Да ты что?!

Но она уже бежала вдоль утопающих в полумраке столов пустого зала, мимо зеркал и мраморных фонтанов, бежала туда, в темноту! Сзади крикнули «Стой!», раздался грохот, что-то упало, ее догоняли. Отчаянное желание скрыться — нельзя, никак нельзя позволить ему разоблачить свой позор! — придало сил, Алина подхватила платье, помчалась еще быстрее, молясь только об одном — чтобы не растянуться посреди зала, а ведь она могла грохнуться, ведь на ней туфли на непривычной шпильке! Раз, еще раз — и туфли скинуты на бегу. Девушка проскочила зал, холл, миновала оранжерею, выскочила, наконец, на боковую лестницу и остановилась, прижав руки к бухающему сердцу. Спокойно, спокойно. Тихо, тихо. Здесь ее никто не найдет. Ведь это даже не та лестница, на которой Слава ее увидел в первый раз. Здесь тихо. И темно.

— Эй! — гулко позвали из темноты. — Ты что, малохольная? Ты где? Эй!

Алина старалась не дышать.

— Ну ты даешь! Весь вечер от тебя сюрпризы. Где ты, эй! Ох черт, так и не спросил, как тебя зовут. Выходи!

«Тихо, тихо. Только спокойно. Сейчас он уйдет.»

— Ну и черт с тобой!

Шаги затихли.

«Вот и все», — подумала она, бессильно роняя руки. И сползла по стене вниз, сотрясаясь в беззвучном плаче…

* * *

«Ну вот все кончилось», — думала она потом, лежа без сна. «Кончилось, кончилось… Боже мой, представляю, какой дурой я ему показалась!»

И тогда же Алина подумала, что это конец: странный, но все равно волшебный день закончился, оставив у нее горечь досады на себя, воспоминания, а еще — ах да! Платье! У нее осталось платье, в котором ей некуда было пойти и некому показаться.

А утром…

— Ну наконец-то! Вот ты где! Ну здравствуй, беглянка! Не убежал заяц от серого волка — настиг я тебя!

Она едва успела выйти из своей каморки и даже еще не успела узнать голос! И даже удивиться не успела, не успела и осознать, что происходит, — а знакомые руки уже обнимали ее, крепко стискивали голову, плечи, и губы ее вмиг были закрыты крепким и жадным поцелуем!