Солнечный зайчик - Тиммон Джулия

Не знаю, сколько прошло времени. Наверное, немало. В подобные минуты я не задумываюсь ни о чем земном. Останавливает меня непривычное ощущение – как будто в душу вошел необыкновенный темно-горячий луч. Открываю глаза и в ошеломлении замираю. На меня смотрит, сидя за своим столиком не кто иной, как Колберт. Невероятно! Тем же все знающим, проницательно-мудрым взглядом.

Сложно сказать, кто отворачивается первым. Наверное, и я и он одновременно. Иду к барной стойке. За спиной вдруг раздается голос Джосс:

– Ким!

Оглядываюсь. Подруга подскакивает ко мне с горящими глазами и громко шепчет, не заботясь, слышат ли ее посторонние:

– Видела?

Дергаю плечом. Мои нервы, как сжатые пружины, и прикасаться к ним небезопасно.

– Что видела?

– Он смотрел прямо на тебя, и как выразительно, долго! Потрясающе!

– Тише, – шиплю я, дергая ее за рукав. – Тише или я не знаю, что с тобой сделаю!

– И что же ты можешь со мной сделать? – Джосс глупо улыбается, а я, чтобы не сорваться, глубоко вдыхаю и выдыхаю и лишь после этого отвечаю: – Перестану разговаривать, вот что!

Она поднимает руки.

– Хорошо-хорошо! Я молчу. Только дай скажу самое последнее. – Наклоняется ко мне и шепчет на ухо: – По-моему, события развиваются гораздо интереснее, чем я думала. Что-то в этом есть. Будто действует какая-то магия. И, знаешь, он вдруг показался мне…

Резко отстраняюсь и опаляю ее гневным взглядом – из-за того, что, если честно, мне самой уже всюду мерещится нечто этакое, типа магии. Джосс прижимает ко рту ладонь, мгновение-другое многозначительно на меня смотрит и медленно опускает руку.

– Все. Об этом больше ни слова, клянусь.

Пытаюсь вспомнить, куда я шла. Ах да. К стойке, купить чего-нибудь. А нужно ли еще пить? Джосс идет следом, заказывает разбавленное соком бренди. У нее особенность: она почти не пьянеет, даже от крепких напитков. Не то что я. Мне лучше воздерживаться, а то начинаю покачиваться, а наутро непременно раскалывается голова. Смотрю на шеренгу бутылок над головой вечно сияющего бармена Гарри и решаю, что алкоголя мне на сегодня хватит.

Но сердце в смятении. Не знаю, как дальше быть: танцевать больше не могу, слишком сильно впечатление от той удивительной минуты, когда встретились наши взгляды с Колбертом; болтать с Джосс и с кем бы то ни было нет ни малейшего желания. А самое главное, не отпускает безумное ощущение того, что он здесь, хоть и больше не смотрит в мою сторону. Сумасшествие! Такое волнение из-за чокнутого отшельника! Минуту-другую терзаюсь в раздумьях и резко поворачиваюсь к Джосс.

– Я, пожалуй, поеду домой.

– Как, уже? – Подруга крутит головой, протестуя. – Но ведь я только пришла! И потом интересно… что из этого выйдет. – Вновь прижимает к губам руку и смотрит на меня глазами нашкодившего озорника.

– Ничего не выйдет, – угрожающе протяжно говорю я. – Ничего! Я пошла.

– Ким!

Не оборачиваясь устремляюсь к выходу. Джосс не идет за мной и не пытается остановить – наверняка нашла другого собеседника. Их у барной стойки сколько душе угодно. Выхожу в весеннюю ночь. Прохладно, но запах свежести и молоденькой зелени пьянит сильнее мартини, и делается радостно и вместе с тем куда более тревожно. Пробуждаются странные, совсем неуместные в моем положении желания и фантазии, точнее лишь намеки на них – прозрачные, как тонкая корочка льда на ночных лужицах в самом начале весны. Пытаюсь отделаться от разных глупостей и еду домой, держась за руль куда крепче, чем требуется.

Спать не хочется. Не хочется ничего, кроме единственного – поскорее оставить невообразимую историю в прошлом. Или кардинальным образом изменить жизнь. Хотя бы на время. Ради Долли…

Беру трубку уверенно-отчаянным жестом, на миг зажмуриваюсь и набираю номер, который помню без бумажки. Сердце замирает, ухает. В висках приглушенный стук. Рука холодеет, но я мужественно выслушиваю длинный гудок, твердя себе мысленно: объяснять ничего не придется.

– Колберт, – раздается из трубки спокойный голос.

Те самые чувства, какие я пережила в тот странный осенний вечер, мчат в душе по спирали вверх, к самому горлу. Кашляю, потому как убеждена, что иначе не произнесу ни слова. Набираю полную грудь воздуха и, не веря, что это происходит в действительности, хрипловато произношу:

– Это Ким. Кимберли Ортон…

Стук в висках разрастается до рева взлетающей ракеты, и кажется, если Колберт ответит, я не услышу его слов. Представлять, что он ничего не скажет, просто прервет связь, почему-то до того страшно, что трудно дышать. Мгновение длится мучительно долго. О Долли почему-то совсем не думается.