Рождество в городе влюбленных - Мэйджер Энн

Ей совсем не одиноко! Она вовсе не поэтому снова и снова прокручивает сообщение Лукаса. Его голос звучал так же уверенно, как и три дня назад, когда она провожала его до аэропорта. Как обычно, он был в потертых джинсах, сапогах и ковбойской шляпе.

– Я собираюсь рассказать о тебе своей семье.

– Да рассказывать-то особенно и нечего.

Он снял рыжую кожаную перчатку, украшенную изображением в виде двух переплетающихся черных букв «Р», и коснулся кончиком пальца носа Джози.

– Однажды мне придется многое им рассказать, но я подожду до тех пор, пока ты не будешь готова.

Когда это произойдет? Когда она сможет оправиться от ужасного предательства Бернардо?

– После Бернардо и… его ужасной выставки… – Она внезапно замолчала, но затем продолжила: – Я пообещала своим родным, что некоторое время не буду ни с кем встречаться.

– Мои родные полюбят тебя. Я Райдер.

– Ты произносишь свою фамилию так, словно ты член королевской семьи.

– У себя в Техасе мы все равно что короли. Иначе разве я мог бы себе позволить жить в том же квартале Парижа, что и старина Хем, и писать, как он?

Лукас рассказывал ей, что прежде чем стать знаменитым, Эрнест Хемингуэй жил на улице кардинала Лемуана с женой и ребенком. Подобно Хемингуэю, Лукас твердо решил жить за границей и писать великие американские романы, восхваляющие мужское начало.

Она снисходительно улыбнулась. Лукас был таким же самоуверенным, как и ее старшие братья. Вот что значит вырасти в безопасности и достатке.

Сделав глоток вина, Джози запретила себе думать о барже, затерявшейся на никому не известной речушке, и ветхом домике на ней. И о неграмотной девочке, которая жила там до тринадцати лет.

Джози подняла бокал и про себя произнесла тост за Лукаса. Как он отличался от Бернардо! Нахмурившись, она заставила себя произнести второй тост за свою семью. Однажды она сделает так, чтобы родные ею гордились.

Лукас. Закрыв глаза, Джози мысленно нарисовала его руки, глаза, губы и попыталась представить себя в его объятиях. Затем его образ превратился в образ идеального любовника – высокого, красивого и таинственно опасного.

Испытывая те же постыдные неистовые чувства, которые довели ее до беды с Бернардо в Новом Орлеане, она подошла к окну и снова посмотрела на темный двор. Когда она представила в одном из окон любовника своей мечты, ее сердце учащенно забилось.

Затем, раздосадованная на себя, Джози тряхнула головой, чтобы прогнать неуместные мысли. Пора приступать к работе. Повернувшись, она сняла серую куртку и бросила на газеты под мольбертом.

Сбросив туфли, Джози допила вино и поставила бокал рядом с ноутбуком. Положив руки на бедра, она склонилась над мольбертом, и юбка обтянула ее ягодицы.

После долгого рабочего дня в галерее Брайаны у нее болела голова, и она потерла виски. Из прически выбился рыжий завиток и упал ей на щеку.

Хотя у Джози не было опыта в управлении галереей и ее французский оставлял желать лучшего, Брайана не сомневалась, что подруга прекрасно со всем справится, пока они с Жаком будут в отъезде.

Сама Брайана обладала внешностью фотомодели. У нее были большие темные глаза, прямые черные волосы и смуглая кожа. Впрочем, она никогда не полагалась на свою красоту, чтобы добиться желаемого. За исключением того случая, когда она встретила на лондонской ярмарке искусств Жака, богато го торговца произведениями искусства.

Джози ответила на просьбу подруги отказом. Но так было до злополучной фотовыставки Бернардо в одном из известных музеев Нового Орлеана, на которой он представил Джози обнаженной.

Внезапно воздух к маленькой квартирке Брайаны стал тяжелым и затхлым от запаха красок и неприятных воспоминаний. Думай о сегодняшнем дне. Забудь о прошлых ошибках.

Джози вгляделась в незаконченную работу на мольберте. Внезапно яркие цвета, казавшиеся ей вчера подходящими, смутили ее. Подумав, что свежий воздух и вид Эйфелевой башни могут ее вдохновить, Джози подошла к высокому окну гостиной. Высунув голову наружу, она принялась искать взглядом башню сквозь голые ветви вековых деревьев.

Ничего.

Полная решимости, она забралась на подоконник и высунулась еще дальше. Снежинки падали ей на щеки и таяли. Зубы стучали от холода, по лицу стекали капли воды, но она улыбалась железной конструкции, мерцающей над крышей, словно гигантское рождественское украшение. В тот момент, когда Джози, забыв о холоде и опасности, любовалась символом Парижа, послышался свист.