Еще одна блондинка - Мэй Сандра

– Ну почему испорченная, Жюльетта...

– Нельзя же резко менять устоявшуюся жизнь. От этого бывают инфаркты. Начнем с испорченной девчонки.

– Хорошо. То есть ничего хорошего в этом, конечно, нет. Да, и еще одно. Есть разница между шалостью и безобразной выходкой. Убедительно прошу тебя не устраивать диких прыжков и туземных танцев с выкриками, как только что с таксистом. У нас в семье это не принято...

Говоря это, Джон машинально отпер дверь своим ключом. К сожалению, он начисто забыл о слабых нервах своего молодого слуги Джеймса Бигелоу.

Этот достойный молодой человек как раз выходил из кухни, собираясь открыть окна на втором этаже, чтобы проветрить кабинет и спальню. Позади Джеймс оставлял теплую компанию в составе шофера Мерчисона и кухарки, именно Мерчисону Джеймс и продолжал объяснять нечто, очень важное:

– Да пойми ты, Мерч, это совершенно ничего не значит, раз фотофиниш показал... О ГОСПОДИ!!!

Это Джеймс обернулся и увидел в полутьме прихожей своего хозяина, а вместе с ним... Это было уже неважно, потому что неожиданность появления лорда Ормонда и расстроенные нервы Джима произвели совместный залп по его психике, и бедняга заорал от всей души и во все горло.

Джон вздрогнул, едва не выронив портплед, а Жюльетта с готовностью заорала в ответ и запрыгнула опекуну на руки. Так они и стояли, в высшей степени карикатурная и нелепая группа, причем Джим и Жюли вопили, а Джон никак не мог сориентироваться, что делать сначала, – заткнуть обоим рты, стряхнуть с себя Жюльетту или сразу убить обоих. Выбежавшие на шум Мерчисон и кухарка всплескивали руками и преувеличенно жизнерадостно здоровались с хозяином, пытаясь перекричать весь этот гвалт. Одним словом, Бедлам!

Когда через четверть часа кухарка принесла в гостиную чай, Мерчисон удалился к себе, а Джим на вытянутых руках унес на заднее крыльцо куртку гостьи, Жюльетта с восхищением посмотрела на своего опекуна.

– Класс! Значит, говоришь, не принято шуметь и выпрыгивать из кустов... Ладно, будем считать, это он мне так обрадовался. У твоей тетки крепкие нервы?

– Даже не думай!

– Я просто спросила. Понимаешь, если такими же воплями меня встретит еще и она, я серьезно закомплексую.

– Джеймс жаловался на усталость. Я виноват сам. Мы слишком тихо вошли.

Жюльетта хмыкнула.

– Тут у вас не поймешь, не то тихо себя вести, не то в бубен бить по прибытии. Ладно, как скажешь. Завтра по магазинам?

– Да, если ты не против. Я понятия не имею, что тебе нужно, так что, прошу тебя, давай без представлений. Просто выбери необходимое, а я заплачу.

– Вот это кле... хорошо! Дядя Гарольд всегда норовил сам купить шмотку и преподнести ее мне, и Кошелка тоже. Правда, дядины подарки были прикольные, а вот Кошелкины – ужас. Юбочки, платьица – с души воротит!

– Я надеюсь, мы не ограничимся покупкой исключительно джинсов и армейского обмундирования? Платье девушке тоже иногда нужно надевать...

– Хорошо, но только одно!

– Жюльетта, в замке бывают приемы, приезжают гости...

– Хорошо, два. Но не больше. И не надо мне про приемы. Сроду я на них не ходила, во, судя по журналам, на них тетки одеваются в основном в бриллианты.

Джон усмехнулся. Он прекрасно помнил прошлогодний конфуз леди Огилви, когда новомодное платье в буквальном смысле соскользнуло с ее узкого тела, изнуренного многолетними диетами, и бедняжка осталась только в фамильных бриллиантах. Как выяснилось, под эту эксклюзивную модель не следовало надевать белье...

– Что до приемов, то могу тебя сразу утешить – или расстроить, не знаю, – они в замке бывают редко. Однако два раза в год – обязательно. Ты приехала накануне летнего сбора всей нашей дальней и ближней родни, он будет через месяц с небольшим. Отличный повод со всеми познакомиться и представить тебя.

– Зачем это?

– Затем, что ты теперь тоже член нашей семьи.

– Вот еще! Я сама по себе.

– Это было просьбой дяди Гарри.

– Не слишком-то ваша семейка прислушивалась к его мнению, пока он был жив.

– Ты во многом права, но не стоит с предубеждением относиться к незнакомым людям. Например, тетя очень любила своего брата, мой отец скучал по нему...

– Давай не будем сегодня, а, граф? А то опять поссоримся, наговорим ерунды. Я остаюсь при своем. Дядя Гарольд был страшно одинок при живой семье всю свою жизнь и умер тоже в одиночестве.

– Принимаю упрек.