Не покидай меня, любовь - Кендрик Шэрон

— Ты не особенно поощрял общение, когда мы были женаты, но, может, это и правильно. Существует старомодное понятие, что женщина должна быть окутана тайной, не так ли?

Винченцо отметил, что, говоря об их браке, Эмма использовала прошедшее время. Впрочем, она права. Их брак в прошлом.

А я была слишком неуверенна в себе, чтобы знать, что тебе сказать, — призналась Эмма. — О чем рассказать и о чем умолчать. — Когда она поняла, что каким-то образом ей удалось выйти за одного из самых завидных женихов на Сицилии, это открытие подорвало ее уверенность. Эмма чувствовала себя слишком неуклюжей и неопытной для своей новой роли, и вместо того, чтобы наслаждаться радостями супружеской жизни, сжималась от страха. Быть может, потому и не беременела.

Ты была несчастна в Риме, — неожиданно сказал Винченцо.

Это было скорее утверждение, чем вопрос, но он смотрел на нее так, словно ждал ответа.

— Ну, мне было немного одиноко, — отчасти согласилась Эмма. — Ты целыми днями был на работе и не хотел даже слушать о том, чтобы я работала.

Он нетерпеливо покачал головой.

— Но у тебя же нет специальности, Эмма. — Не мог же я допустить, чтобы моя жена — Кардини — работала официанткой!

Эмма отвернулась. И с чего она взяла, что он стал разумным человеком? Это потребовало бы таких кардинальных изменений личности, что он просто перестал бы быть собой.

— Ладно, забудь. Это не имеет значения. А сейчас, если не возражаешь, мне нужно покормить Джино, — сухо проговорила она.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Для всех окружающих Эмма вновь стала синьорой Кардини, но на самом деле это было не так. Не совсем так. По большей части это было притворство, хотя время от времени настоящим чувствам и удавалось пробиться наружу. Чувства эти, главным образом, имели отношение к их сыну, и Эмма цеплялась за это, как утопающий за соломинку. Любовь к Джино была тем искренним звеном, которое связывало их и поддерживало ее, потому что все остальное строилось исключительно на телесных соблазнах.

Как просто было бы сосредоточиться на волшебстве их с Винченцо ночей, где их ничто не сдерживало, где она сливалась с теплой силой его обнаженного тела, где он вовлекал ее в свой безумный жар!..

Муж как будто стремился забыть о тех последних пустых месяцах в Риме, когда их отношения ухудшились настолько, что они стали друг другу чужими. Теперь, казалось, он намеревался вознести ее к высотам страсти, которая оставляла Эмму дрожащей и смущенной. Она все чаще задавалась вопросом, насколько сильно будет скучать по нему, когда вернется в Англию.

Джино между тем чувствовал себя на Сицилии так, будто родился здесь. По крайней мере, Винченцо, кажется, именно так и думал.

Иногда дочь Кармелы Розалия приводила своего сынишку Энрико поиграть, и два карапуза сидели друг против друга на большом ковре, то забавно насупившись, то хихикая.

— Представляете, что будет, когда они начнут ходить! — как-то воскликнула Розалия, которая неплохо говорила по-английски.

Эмма бросила на Винченцо быстрый взгляд. Она не останется здесь надолго, они оба знают это. Почему же он позволяет другим думать иначе?

Но у нее не было возможности спросить его, потому что неожиданно приехал Сальваторе и остальные родственники Кардини. Было решено устроить большую семейную вечеринку, дабы родня могла, наконец, познакомиться с Джино.

Господи, что же я надену? — нервно воскликнула Эмма, одевая Джино во все белое — по традиции семейства Кардини.

Для женщины, которая прелестней всего выглядит без ничего, это и вправду дилемма, — пробормотал Винченцо.

Эмма стрельнула в него взглядом, подумав, каким необычайно удовлетворенным он кажется.

Как лев в джунглях, который сытно поел, и его хищная натура на какое-то время утихомирилась настолько, что кажется, его даже можно погладить. Но, в сущности, разве не именно это только что произошло?

Джино провел утро дома у Энрико, и Винченцо не преминул «воспользоваться свободой», как он выразился, чтобы отнести жену в спальню и заняться любовью. Она до сих пор пылала, а сердце бешено колотилось при воспоминании обо всем том, что он делал с ней...

Эмма вскинула глаза, осознав, что он что-то говорит.

—Что?

— Я спросил, хочешь, я сам закончу одевать Джино, пока ты переоденешься?

Эмма кивнула.

—Да, пожалуйста.

Она пошла в гардеробную и стала перебирать вешалки с одеждой. Что же надеть в такой ситуации как эта, которая неизбежно станет минным полем, усугубленная присутствием шовинистически настроенных мужчин семейства Кардини?