Верность сердца - Уолкер Кейт

— А что, если этот ребенок от меня? — не унимался Хоакин Алколар.

— А с чего ты вдруг решил, что я беременна? — недоуменно развела руками Кассандра.

— Видела бы ты свое позеленевшее лицо, когда заглянула в холодильник. Как брезгливо сморщился твой нос! — воскликнул он.

— И это позволяет тебе с такой уверенностью утверждать, что я ношу ребенка?! — рассмеялась Кассандра. — Вот уж не предполагала, что Хоакин Алколар еще и квалифицированный диагност! И это ко всем твоим бесспорным и многочисленным талантам!..

— Я говорю серьезно! — окриком прервал ее Хоакин. — Ты меня любишь, ты не изменяла мне, ты носишь моего ребенка и при всем этом отказываешься стать моей женой! Почему, Кэсси?!

— Потому что я слишком сильно люблю тебя. Так сильно, что мне становится страшно от этого. Если я соглашусь быть твоей «пока смерть не разлучит нас», от меня ничего не останется. Ты же непременно станешь злоупотреблять моим чувством куда более дерзко, чем делал это прежде. Я не хочу сойти с ума от любви к тебе! — обессилев от пререканий, созналась женщина.

— Но почему ты отказываешься верить, что это чувство взаимно? Разве так трудно принять мое предложение как самое откровенное признание любви? Неужели не понятно, что я не могу отпустить тебя к Рамону или к кому бы то ни было?

— Просто в тебе говорит ревность, уязвленное чувство собственника, но отнюдь не любовь, — горестно произнесла Кассандра.

— Я отвечаю за свои слова, Кэсси. Если я говорю, что люблю, значит, мне можно верить, — заявил ей мужчина.

— Ты делаешь это, перемежая свои признания оскорблениями. Так чему я должна верить? Твоей патологической подозрительности или желанию присвоить меня?

— Ты боишься меня, Кэсси? В этом кроется главная причина твоей неуверенности? Ты боишься, что я не знаю смысла таких слов, как «любовь», «преданность», «семья»? Думаешь, я отнесусь к ним с тем же легкомыслием, что и мой отец? Уверяю тебя, нет. Я сознаю весомость этих понятий, поэтому и не прибегал к ним прежде. Любовь была для меня тем заповедником, в котором я не топтался без надобности. Но у меня появилась ты. И по прошествии года я могу с уверенностью утверждать, что разобрался в себе и своих желаниях настолько, чтобы взять на себя ответственность за признание в любви. И мне очень жаль, что я сделал признание и предложение, которые ты не способна принять. Я же на это надеялся, — с горечью проговорил испанец.

— Мне тоже очень жаль. Ты прав, Хоакин, я действительно опасаюсь тебя. Меня пугают твои вспышки гнева, резкие перепады настроения, твоя эгоцентричность, деспотичность, пренебрежение. Я не в силах изменить это и поэтому вынуждена отступиться. И мне жаль вдвойне, потому что я верила в свою любовь настолько, что жаждала чуда. Но чуда не случилось. Поэтому… оставь меня, я должна собрать свои вещи.

Кассандра подошла к двери и попыталась выпроводить Хоакина из комнаты. Но он перегородил проход и сказал:

— Нет!

— В каком смысле «нет»?

— Я сказал, что ты никуда не уйдешь! Если все, что ты сказала, — правда, я не должен отпускать тебя! — твердо обосновал он свой протест.

— Но ты сам не уверен, правда ли то, что я сказала. Ты не должен останавливать меня. Я вольна делать то, что считаю правильным. В данной ситуации я считаю правильным собрать вещи и уйти. — Кассандра вновь указала на дверь.

— Кэсси, нам нужно взглянуть на положение трезво. Мы оба изрядно погорячились, наговорили друг другу колкостей. Я признаю, что запутался в своих подозрениях, видно, виной тому травма головы…

— Не говори чушь, Хоакин. Ты всегда был таким, — перебила его Кассандра.

— Ты права, но даже это не мешало тебе любить меня. А ведь тогда ты не была беременной и я не, делал тебе предложения. Но я был зол, меня душила ревность. Теперь понимаю, что напрасно. Ты позволишь мне попробовать еще?

— Попробовать что? — осведомилась Кассандра.

— В последний раз прошу тебя выслушать мое предложение. Если и на сей раз ты его отклонишь, я обязуюсь больше тебя не беспокоить, — высказал свою просьбу испанец.

— Обязуешься? — переспросила его Кассандра.

— Обязуюсь!

— Тогда попробуй.

— Я долго боролся с собой. Боялся показать, сколь много ты для меня значишь. Уповал на свое правило одного года, как на спасительный круг. Надеялся развязаться с тобой. Ведь признать любовь — это значит признать зависимость. А я этого боялся и с нетерпением ждал истечения нашего года. Но когда ты сама оставила меня, я вознегодовал. Я искал тебя, чтобы вернуть. И почувствовал жуткую ярость, найдя тебя у Рамона. Все, что мной тогда двигало, — это ревность, бешенство от сознания того, что к тебе прикасался кто-то другой…

— Ты был груб, Хоакин. Ты говорил такое, чего не прощают. Я не понимаю, как можно так порочить человека, которого любишь?! — упрекнула его Кассандра.

— Я был уверен, что ты мне изменила. И… я был в отчаянии. В таком же отчаянии, как и теперь, — признался он.

Ответ не приходил легко, Кассандра разрывалась на части. С одной стороны, она была категорически настроена на разрыв, с другой же стороны, блеснула надежда.

Женщина сознавала себя на распутье. Она всегда относилась к жизни как к риску, к любви как к жертвенности. Кассандра помнила волшебные сказки детства, когда отважная девочка, закалившись во множестве испытаний, слезой могла растопить дьявольский лед на сердце избранника, высвободить его из колдовских пут. И поэтому ее ответ был «да». Она дала его тихо и просто. Она вновь вверила ему свою судьбу.

— Так ты согласна? — не веря своим ушам, переспросил Хоакин.

— Да, — смиренно повторила Кассандра.