Насмешница - Тиммон Джулия

— Давай уйдем отсюда?

— Куда? — Он криво улыбается и удивленно вскидывает брови.

— Куда угодно.

Его лицо делается озабоченным.

— Ты, наверное, голодна? — Он усмехается. — Вот болван! Пригласил даму в кофейню, как будто сейчас пять вечера и мы с тобой в Лондоне!

Я качаю головой.

— Нет, я не хочу есть.

— В чем же дело? Может, плохо себя чувствуешь? — Терри нахмуривается.

— Просто… давай уйдем, — повторяю я почти с мольбой. Не знаю, почему мне вдруг стало здесь так невыносимо. Может, из-за той же зависти — к женщине, которая, быть может, уже рассматривает своего малыша. Задумываюсь. Нет. Вряд ли это случается так быстро. Долго ли длятся роды? Зависит ли это от того, первые они или нет? Я никогда не задавалась этими вопросами. Не было повода.

Терри опять достает бумажник.

— Конечно, идем. Только расплатимся. — Он подзывает официанта и просит принести счет.

Я от нетерпения начинаю барабанить пальцами по столу. Куда я спешу? Что задумала сделать? Не затянуть же Терри в кровать прямо теперь, чтобы через девять месяцев осчастливить нас обоих!

Смотрю на людей вокруг. За соседним столиком располагается семейство. Мать и отец, лет на пять — самое большее, десять — старше нас с Терри, девочка лет двенадцати, мальчик лет семи и младший ребенок, еще совсем карапуз. Наверняка они не богаче нас, но ведь не побоялись же!..

Всматриваюсь в глаза матери, ищу в них следы адской усталости, нескончаемых лишений и страдания, но не нахожу ни первого, ни второго, ни третьего. Напротив, во взгляде незнакомки отражается настолько сложное и многостороннее счастье, какое мне, как кажется, еще неведомо.

Малыш хватает со стола меню, подносит его к себе вверх ногами, раскрывает и сосредоточенно хмурит бровки. Остальные смеются. Девочка тычет в его плечико пальцем.

— Мэтт ищет свое любимое банановое пюре!

Отмечаю, что у нее глаза точь-в-точь как у отца — светлые, обрамленные темными загнутыми кверху ресницами. Он, чувствуя, что я на него смотрю, поворачивает голову. Поспешно перевожу взгляд на пространство между столиками, где никого нет и не в ком возбуждать подозрения.

— Точно ничего не хочешь? — спрашивает Терри.

Вздрагиваю от испуга. Какая же я стала нервная! Вздыхаю и качаю головой.

— Тогда пошли?

Лишь теперь замечаю, что на маленьком коричневом подносике уже лежат деньги. Когда приходил официант? Я не заметила. Уходим, оставляя цветы в кафе.

На улице благодать. Дневная жара спала, и хочется надышаться этой свежестью, чтобы хватило до следующего вечера. Поворачиваюсь и иду вперед по тротуару, не задумываясь куда. Терри без слов следует за мной.

Во мне происходит что-то непостижимое. Такое, для чего, как кажется, я жила все предыдущие годы, да и вообще появилась на свет. Силясь понять, в чем секрет этих внезапных перемен, я не помню ни о чем другом. Может, и не вспомнила бы ни о визите к деду, ни о разговоре с Каролиной, во всяком случае сегодня, если бы Терри вдруг не положил мне руку на плечо и не сказал:

— Как подумаю, что, если бы не дедов день рождения, мы бы, скорее всего, до сих пор не знали бы, как нам опять сойтись, просто диву даюсь.

Я резко останавливаюсь. Черт! Зачем он напомнил про деда, про этот фальшивый праздник и наше подстроенное воссоединение?! В такую удивительную минуту! Почему не почувствовал?

— В чем дело? — Терри хмурится. — Что происходит, Джесси? Ты опоздала, все о чем-то размышляешь. Что-то стряслось?

То необыкновенно важное и необъяснимое, что свершалось во мне, вдруг с ошеломительной быстротой обращается в злость и отчаяние.

— Что стряслось?! — повторяю я, содрогаясь от гнева. Ловлю себя на том, что я снова в том же самом состоянии неуправляемого бешенства, в какое приходила всякий раз перед семейной разборкой.

Ну уж нет! — говорю себе. Чему-чему, а хотя бы способности не распускаться вся эта история должна меня научить. Не хочу превращаться в истеричку, как бы там ни сложилось! Не хочу и не превращусь!

Глубоко вздыхаю и лишь после этого продолжаю более спокойным голосом:

— Мне известно все. Можешь забыть выученную роль и расслабиться.

Терри растерянно усмехается. Чему он удивлен больше — тому, что таинственным образом всплыла правда, или тому, что я не повышаю голос, — трудно сказать. Скорее всего, и тому и другому.

— Что… ты имеешь в виду?