Если любит – поймет - Тиммон Джулия

— Элли, ты где? — дрожащим голосом спрашиваю я. — Мы с Седриком…

— Умоляю, забери меня отсюда, а то не знаю, что я сделаю… — перебивая ее, жалобно бормочу я.

— Где ты? Что стряслось? — испуганно спрашивает Элли.

Я даю ей адрес блюз-клуба.

— Мы скоро будем! — почти кричит в трубку Элли. — Только не глупи, слышишь?!

— Ага, — отвечаю я, уже закрывая телефон.

Погода резко испортилась: накрапывает дождь и дует прохладный ветер. Я, ёжась, стою возле автостоянки. По моим щекам текут слезы, а глаза щиплет от расплывающейся туши.

— Повеселимся, крошка? — доносится до меня из синих сумерек чей-то басистый развязный голос.

Резко поворачиваю голову и вижу перед собой лысого приземистого типа с нахальной физиономией. Он крутит в руках бутылку виски и рассматривает меня так нагло, будто я выставлена в витрине с ценником на груди.

— Работаешь?

Вопрос возмущает меня до глубины души. Я хмурюсь и выпаливаю:

— Что ты сказал? — Только теперь вспоминаю, как вызывающе я выгляжу, и до меня доходит, что, дабы не ввязываться в историю, лучше объясниться с любителем ночных бабочек мирно.

— Послушай-ка, детка… — с угрозой в голосе произносит он, приближаясь ко мне еще на шаг.

Я поднимаю руки и улыбаюсь.

— Вы, наверное, не за ту меня приняли. Неудивительно! — Нервно смеюсь, наклоняю голову и окидываю свой наряд быстрым взглядом. — Только я не… — При одной мысли, что ко мне подошли как к уличной девке, делается тошно. — Я не работаю, — через силу договариваю я. — Это мы просто… дурачимся. С друзьями… Они сейчас приедут…

На мое счастье, как раз в эту минуту у обочины тормозит «лендровер» Седрика. Со стороны пассажирского сиденья открывается дверца и на тротуар выходит Элли. Я подскакиваю к ней и беру ее за руку. Она отшатывается.

— Эй, красавица, ты в своем уме?!

— Элли! — ною я.

Лысый усмехается, качает головой и идет прочь.

— Не узнаешь? — Я снова хватаюсь за руку подруги.

Она в ужасе округляет глаза, наклоняет голову и всматривается в меня.

— Келли?!

Я смеюсь смехом, который больше похож на рыдания.

— Да, это я.

— Что с тобой?

— Я… погибаю… схожу с ума… — Прижимаю к лицу ладони и реву, как беспомощная дошкольница.

Наконец я умылась и расчесала волосы. Моих локонов не вернуть и не стереть с головы проклятую черную краску, но главное сейчас не в ней. А в смятении, которое оплело душу цепкой паутиной, и в боли, которая засела в сердце точно заноза.

«Мазду» я оставила на стоянке до завтра. Седрик довез нас до моего дома и тактично, не задавая вопросов, уехал. Укутываюсь в теплый халат и сажусь у стола на кухне. Элли сварила кофе, наполнила чашки и поставила одну передо мной.

— Выпей и расскажи все по порядку.

Я делаю глоток кофе и вновь прокручиваю в голове события прошедшего дня. Пожалуй, настолько тяжело мне не было даже в тот вечер, когда мама сказала, что бросает папу. Губы снова начинают дрожать, но я поджимаю их, чтобы опять не разреветься.

Элли подходит, обнимает меня и похлопывает по спине.

— Ну-ну. Может, все не настолько страшно, как тебе кажется…

Ухмыляюсь.

— Если бы… — Тяжко вздыхаю и начинаю сбивчиво рассказывать, как получилось, что наш с Максуэллом многообещающий роман закончился полным провалом.

В первые минуты я настолько увлечена своим горем и негодованием, что, даже когда поглядываю на Элли, не замечаю отражающихся на ее лице чувств. Потом вдруг обращаю внимание на то, что она, всегда столь нетерпеливая и словоохотливая, упорно молчит, будто в чем-то не согласна со мной, но не хочет меня перебивать и сильнее расстраивать.

Я пристально на нее смотрю. Элли вовсе опускает глаза и дослушивает меня, глядя в стол.

— Теперь все кончено, и, хоть, конечно, порвала я с ним отнюдь не самым достойным образом, я ни капли об этом не жалею! — восклицаю я, чувствуя, что начинаю сомневаться в своей правоте, но еще не вполне понимая почему.

Элли вздыхает, окидывает меня долгим странным взглядом и напряженно молчит.

Я совсем теряюсь.

— Скажи же что-нибудь!

— А что говорить? — отводя взгляд в сторону, спрашивает она.

— Хотя бы то, что ты поддерживаешь меня!

— В том, что ты перекрасилась? — Элли кривит губы. — Ты, конечно, прости… но, по-моему, быть шатенкой тебе идет больше.

— При чем здесь это?! — взрываюсь я. — Понятное дело, что с маскарадом я переусердствовала, но это от безысходности! Я говорю про Максуэлла, про то, что я прекратила с ним отношения. Они все равно были обречены!