Маскарад любви - Рэдкомб Люси

Губы Брюса становились требовательными и одновременно удивительно нежными, когда касались ее лица, век, прикрывавших глаза, стройной, напряженной шеи. А руки, скользнув под ненадежную внешнюю оболочку Дорис – рубашку из легкой ткани, – породили волну новых эмоций, которые раньше она могла только вообразить. Это были те во многом темные, глубокие, зачастую непонятные ей чувства, накатывавшиеся и затоплявшие в ней все остальные ощущения. Ей казалось совершенно нормальным то, что она делала. Ее руки очутились под его рубашкой, и она ладонями почувствовала мощь и мускулистость его плоского живота. Прикосновения эти возбуждали Дорис, как и легкие постанывания, которые проникали через его стиснутые губы. Она ощущала жар, который излучала кожа Брюса. На ощупь она казалась шелковистой. Скользя по ней пальцами, Дорис ждала продолжения, потому что волна наслаждения не спадала.

Брюс Кейпшоу виделся ей совершенным и прекрасным представителем мужского пола. И сейчас он принадлежал только ей. Сколько раз она мечтала о такой минуте – он ничей, только ее. Дорис инстинктивно вздрагивала, когда его руки касались ее кожи – ни сильнее, ни слабее, чем это было необходимо, чтобы ее трепещущее тело отозвалось на ласку.

Мужчина поднял голову, и она заметила его глаза, затуманенные страстью. Они с откровенно голодным выражением скользили по лицу Дорис. Да это был подлинный чувственный голод! И желая утолить этот голод, Дорис как заклинание шептала его имя дрожащими губами. Его руки скользнули еще ниже, казалось, теперь их тела слились в единый диковинный организм. Ее била дрожь, причем сильнее, чем при любой лихорадке, которую ей довелось пережить. Это было желание, неутоленное и оттого неподвластное любым доводам разума и логике!

Брюс стянул через голову легкую рубашку Дорис и бросил на пол. От его возбужденного взгляда у Дорис опять перехватило дыхание. Впервые в жизни ей довелось испытать удовлетворение от своего собственного тела. Она пододвинулась к Брюсу еще теснее, ее груди, матовая кожа которых была заметно светлее, чем на открытых частях тела, колыхались, освободившись от опеки одежды. Она протянула обе руки, чтобы обхватить и притянуть к себе его голову. Когда ей это удалось, Брюс сжал губами один из сосков, и Дорис сладостно застонала. Желание подчиниться мужской силе было таким неожиданным и всепоглощающим, что у нее не возникало и мысли о том, что она может отказать ему в чем-либо. Но вдруг она почувствовала, как напряглось его тренированное тело, и поняла, что он отстранил ее от себя. Его руки соскользнули по ее спине, не задержавшись на округлости ягодиц. Дорис оказалась на свободе, которой вовсе не жаждала. Она была свободна… от его объятий, но почувствовала от этого какую-то странную опустошенность.

– Я понял, мой ангел, что ваш сексуальный аппетит просто неутолим! Я и раньше подозревал это, но чтобы до такой степени…

Казалось, что Брюс говорит это с удивлением. Он резким жестом заткнул рубашку за пояс брюк и присвистнул, изображая притворное восхищение. Его слова прозвучали на редкость грязно. Выражение лица соответствовало сказанному, а губы скривились в брезгливой усмешке. Одной рукой он стал отряхивать брюки. Это он от меня отряхивается, как-то отстраненно подумала Дорис. Ее потрясла резкая смена его настроения. Она была совершенно сбита с толку. Как могло за отрезок времени, равный одному сердцебиению, сладостное соблазнение переплавиться в такую мерзкую сцену. Дымчатые глаза Дорис нырнули в зеленые омуты в надежде получить какое-либо объяснение. Но нашли там только злобную ухмылку. По позвоночнику Дорис пробежал холодок, окончательно развеявший последние воспоминания о роскоши ощущений, пережитых так недавно.

– Ну что, не смогли устоять перед моим взглядом?

Дорис лихорадило, вопрос был задан таким тоном, что она расценила его как наказание за невозможность противостоять его привлекательности, за ее молчаливое признание того факта, что он ей крайне небезразличен. Конечно, и он хотел ее. Даже ее ничтожно малого опыта в этой сфере хватило на то, чтобы правильно расценить его поведение. Но его всегдашнее стремление быть в любой ситуации на высоте помогло ему сохранить самоконтроль, несмотря на то что его страстная натура была готова на необдуманный поступок. Дорис схватила рубашку и выставила ее перед собой как некий символический щит, призванный уберечь ее от проникающих зеленых глаз. А эти глаза внимательно следили за малейшими ее движениями.