Волшебство лета - Джордж Эмили

— Мартин, право же! Я не инвалид. Я просто…

— … Беременна, — тихо докончил Фагерст, поднимаясь. Он встретился с женой взглядом и ласково положил ладонь на ее живот. — И это мой ребенок. Пошли, — протянул он руку.

— Ох, нет, я не хотела тебя отвлекать. Ты занят…

— Валун и я враждуем с незапамятных времен. Так и быть, на сегодня мы заключим перемирие. — Мартин рассмеялся и потянулся к руке Глэдис. — Пойдем со мной. Это ведь теперь и твой остров тоже. Дай я покажу его тебе.

Нет, это не ее остров, и никогда им не будет! Но Мартин уже завладел ее ладонью, и потом, почему бы не совершить экскурсию?

— Пошли, — согласилась она и побрела рядом.

Мартин показал ей все, и видно было, что он страшно гордится островом. Старые амбары и пастбища, и белые пятнышки в долине — Мартин уверял, что это овцы, — и даже пушистые цыплята, что с писком вылетали из-под ног, — все это было для него важно и дорого. Наемные работники об этом знали и бесконечно уважали хозяина. Глэдис прочла это на их лицах.

Наконец, они сошли вниз по пологому склону к небольшой рощице. Морские ветры придали деревьям необычную форму.

— Это сердце Стервика, — тихо проговорил Фагерст.

— Липы? Ты сам их посадил?

— Нет, — улыбнулся Мартин. — Деревьям уже много лет. Я только забочусь о них, хотя, должен признать, для того чтобы восстановить рощу, потребовались годы. Пока я не откупил эти земли, здесь царило настоящее запустение.

— Так это не фамильная усадьба?

— Ты полагаешь, я унаследовал и дом и остров? — Мартин рассмеялся, словно услышал удачную шутку. — Честное слово, нет. — В следующую секунду губы его дрогнули, он засунул руки в карманы, но глаз не отвел. — От родителей ко мне перешло только имя, да и то сомнительное. Я ведь сейчас ношу не свою фамилию.

— Прости, — смутилась Глэдис. — Я не хотела лезть не в свое дело.

— Не надо извиняться. Ты имеешь право знать обо мне все. — Мой отец был моряком. Мать забеременела, и он женился на ней только потому, что она угрожала заявить в полицию и наплести про изнасилование. Он ушел из дома, как только я родился.

— Бедная женщина!

— Прибереги жалость для более достойного! — Мартин зашагал вперед, и Глэдис чуть ли не побежала рядом, стараясь не отстать. Низкая каменная стена обозначила край утеса, бурой полосой выделяясь на фоне моря. — Сомневаюсь, что все произошло именно так, как она описывала… Она была проституткой в приморской таверне. — Голос Мартина звучал холодно и безразлично. Прислонившись к стене, он сосредоточенно глядел на воду. — Она сама проболталась, когда надралась в стельку.

— Ох, Мартин, мне так жаль…

— Почему? Такова жизнь, и я рассказываю об этом не затем, чтобы меня пожалели. Просто ты должна знать о муже все, даже самое худшее.

— И самое лучшее тоже! — Глэдис глубоко вздохнула и нашла в себе силы облечь в слова сокровенную мысль: — Твое решение насчет ребенка… нашего ребенка… Не всякий бы так поступил!

— Однако тебе оно не пришлось по душе.

— Я не очень люблю, когда решают за меня.

Мартин улыбнулся краем губ.

— По-твоему, я тиран и деспот?

Глэдис рассмеялась.

— И почему мне кажется, что я не первая, кто пришел к этому сногсшибательному выводу?

— А, понимаю. Ты и Якоб объедините усилия, чтобы научить меня смирению!

— Тебя? Смирению? — Глэдис возвела глаза к небу. — Может, старик и чародей, да вот только я колдовать не умею. А кстати, кто он такой? У меня такое ощущение, что Якоб не просто наемный слуга.

Мартин улыбнулся.

— Как назвать человека, который спас не только твою жизнь, но и душу? — Он поймал прядь золотисто-каштановых волос и рассеянно принялся наматывать ее на палец. — Якоб подобрал меня на стокгольмской улице. Мне было десять, и я уже два года перебивался самостоятельно.

— Но что сталось с твоей матерью?

Фагерст как бы беззаботно пожал плечами.

— Однажды утром я проснулся, а ее нет. Она оставила мне записку и немного денег… Пустяки. Я уже давно жил своим умом.

— Что? — тихо переспросила Глэдис, представляя, каково это для восьмилетнего малыша — открыть по утру глаза и узнать, что он один в целом свете!

— О, это несложно! Я был ловким пройдохой. На рынке всегда можно свистнуть горстку фруктов или пару картофелин, а смышленому парнишке ничего не стоит выманить у туристов монету-другую. — Мартин поморщился. — К десяти годам я стал опытным карманником. Но в один прекрасный день в мою жизнь вошел Якоб.