С огнем не шутят - Тиммон Джулия

Себастьян проследовал за ним, окинув девушек лишь непродолжительным взглядом.

Принесли меню, и Себастьян тут же отыскал в нем черепаховую похлебку, которую и заказал. Родди назвал первое блюдо, попавшееся ему на глаза, так как все его мысли были заняты совсем не едой.

— Смотри, смотри, вон у той, — то и дело шептал он своему спутнику, — какие полненькие крепенькие ноги! И как блестят, будто чем-то намазанные!.. А у этой, невысокой! Что за чудо-животик!.. Прямо глаза разбегаются, ей-богу! А когда можно выбрать одну из них прямо сейчас или попозже?

Себастьян жал плечами и криво улыбался.

Нетерпение приятеля, походившего сейчас на мартовского кота, начинало раздражать его.

— А ты какую выберешь? — спрашивал Родди, толкая его в бок. — С длинными волосами?

Или ту, стриженую?

Себастьян лишь отмахивался от него.

— Нет, я серьезно, — настаивал Родди. — Я же говорю тебе, это удовольствие здесь вполне доступно.

К любви за деньги Себастьян всегда относился с презрением. Сама мысль покупать живого человека на час, на ночь, словно брать напрокат какую-нибудь вещь, пользоваться ею и, когда она больше не нужна, возвращать обратно, претила ему. И, размышляя обо всем этом, он испытывал жуткий внутренний дискомфорт.

Родди, не дождавшись своего заказа, вскочил с места, прошел к негритянке с «полненькими и крепенькими», как он выразился, ногами, взял за руку и что-то сказал ей на ухо. Когда та рассмеялась, кивнула и повела его куда-то за красный занавес в дальнем конце зала, Себастьян почувствовал не зависть, а нечто, похожее на отвращение.

Принесли черепаховую похлебку, и, съев ее за каких-то несколько минут, он расплатился и поспешно вышел на улицу. Ему захотелось как можно быстрее удалиться от этого заведения на максимальное расстояние. Нет, он не осуждал Родди и подобных ему мужчин и не мог отрицать того факта, что темнокожие обольстительницы, торгующие своими чудесными телами, действительно выглядят для европейцев желанными и прекрасными. Но, думая о том, что девушка, которая увела Родди за занавес, за сегодняшнюю ночь обслужит десяток подобных ему идиотов и заработает на этом приличные деньги, Себастьян испытывал такие мерзостные ощущения, что хотел поскорее забыть об этом…

Номер встретил его прохладой — кондиционер исправно работал все это время — и тишиной, настолько приятными после посещения шумного заведения, что он тут же, не включая света, опустился в кресло, закрыл глаза, глубоко вдохнул, выдохнул и просидел не двигаясь неопределенно долго.

Сначала мыслей в голове вообще не было — он приказал себе не думать обо всем, что его волновало. Но по прошествии нескольких минут, когда им овладело состояние полной расслабленности, перед глазами, возникая откуда-то из тьмы, поплыли разноцветные картинки, навеянные воспоминаниями о сегодняшнем вечере.

Чернокожие жрицы любви с манящими улыбками на губах, красновато-желтый свет, заливающий зал… Родди, нетерпеливо потирающий руки, его сделавшиеся масляными глаза…

Шумные проспекты, переполненный людьми аэропорт… Ева, плавно, подобно гибкой дикой кошке, приближающаяся к группе туристов…

По сути дела, эта штучка ничем не отличается от девиц из заведения, которое я только что покинул, невольно подумал Себастьян. Она тоже готова продаться. Не важно кому, главное, чтобы у этого типа были по-настоящему большие деньги, а еще непременно титул. В случае если он лишится богатства, она наверняка тут же забудет его, как эта негритянка с крепенькими ногами мгновенно выбросит из головы Родди, едва расставшись с ним.

Себастьян открыл глаза, поднялся с кресла, подошел к окну и хватанул ртом воздух, будто желал таким образом очиститься от грязи и греха, пропитывавших человеческое общество.

Мир несовершенен и гадок, подумал он, в необъяснимом отчаянии глядя на огни фонарей, зажегшиеся у отеля с приходом темноты.

Надо принимать его таким, какой он есть, и не мучиться раздумьями о том, почему все так устроено. Пусть и Ева, и эти женщины, и Родди живут, как им нравится, меня их пристрастия не должны интересовать, тем более волновать. Я придерживаюсь своих правил и ни при каких обстоятельствах от этих правил не отступлю, вот что самое главное.

Он еще долго стоял у окна, смотрел на фонари и мысленно пытался себя успокоить. Но когда часа в два ночи лег спать, его душу по-прежнему сжимало ощущение тягостной тоски и недовольства явлениями, так сильно отравляющими людское общество и столь ему непонятными.