Начнём сначала - Гамильтон Диана

Дом был небольшой, однако мощь старого камня, из которого он был построен, произвела на неё впечатление. Дом выглядел надёжным и приветливым; в этом доме, примостившемся между холмами в глубокой долине, было что-то родное.

Дом! Это действительно был Дом.

– Славный, – задумчиво произнесла она, когда Адам остановился перед каменными воротами, за которыми виднелся сад, покрытый снегом. Он коротко кивнул, соглашаясь с её весьма скромной оценкой, и продолжал:

– Мартин купил его для моей матери, когда узнал, что я должен появиться на свет. Она не могла оставаться там, где жила до этого, и он настоял, чтобы у неё был дом, где она могла бы быть счастлива. Она выбрала этот, и он подарил ей его. Первые восемнадцать лет своей жизни я провёл здесь. А после её смерти он перешёл ко мне.

– А была ли она здесь счастлива? – не могла не спросить Седина, слегка задумавшись. Как могла женщина, насколько ей известно, распутная, раба своей чувственности, быть счастливой в таком уединённом месте?

– Она была вполне довольна.

Его ответ озадачил её. Ванесса говорила, что мать Адама была коварная и расчётливая интриганка, неужели этого дома ей было достаточно, чтобы быть довольной?

Она не думала, что когда-нибудь узнает ответ на этот вопрос, и охотно согласилась, когда Адам предложил:

– Может, немного разомнём ноги и подышим свежим воздухом, прежде чем войдём внутрь?

Она шла рядом с ним по дорожке, ведущей от дома в глубину долины. Она глубоко дышала, чувствовала, как чистый свежий воздух проникает в её лёгкие, и решила, что постарается насладиться и этим днём, и красотой природы и забудет о всех этих загадках, о том, что, если ей удастся пробиться сквозь все эти двусмысленности и фальшь, которыми окружает себя Адам, она наконец обнаружит его истинную суть.

Мысль о том, что она все время пытается это делать, не переставала мучить её. Она ни на сантиметр не приблизилась к разгадке мотивов его поведения в эти десять дней, пожалуй, была даже дальше от неё, потому что раньше все было ясно и противно, как все, что связано с шантажом.

Недовольная собой за то, что позволила себе опять задуматься о нем и этих мотивах, хотя минуту назад решила не делать этого, она ускорила шаг и огляделась вокруг.

Обычно пустынные зимние долины производят гнетущее впечатление. Однако здесь этого ощущения не было. Может быть, из-за искрящегося синего неба, терпкого запаха, исходящего от коры обнажённых деревьев, бледной охры прошлогодней травы. Всюду, куда падал её взгляд, бледные мягкие краски обещали пробуждение через несколько месяцев. И может быть, поэтому она почувствовала прилив необъяснимой, необыкновенной радости. Она не сразу заметила, что он подхватил её под руку, когда дорожка резко пошла под уклон и у неё из-под ног посыпались камешки.

– Давай вернёмся, – сказал он, когда она остановилась на ровном месте, а дорожка запетляла дальше среди низкорослого кустарника. – Через двадцать минут будем дома. Пока ты будешь варить кофе, я разожгу камин.

Ну, что ж, совсем неплохо. И она не возражала, когда он с хозяйским видом взял её руку и засунул себе под мышку, так что она шла, касаясь своим бедром его бедра, и это ощущение было ей приятно.

Седина просто радовалась жизни, выбросив из головы свои непонятные отношения с этим человеком, и когда они подошли к дому, она чувствовала себя совершенно спокойно, щеки её разрумянились от прогулки на морозном свежем воздухе – ей было хорошо.

Он тут же отправил её на кухню.

– Начнём с самого главного, – сказал он, включая воду и электричество. – Тут на кухне ты найдёшь все, что тебе нужно для кофе, а я пойду разожгу камин, – и исчез в дверях, появившись через некоторое время, когда чайник уже стоял на плите, с охапкой дров и щепок для растопки.

– Ты здесь хорошо смотришься, – сверкнула его обаятельная улыбка, делающая его довольно строгие черты необыкновенно привлекательными, и он исчез в гостиной, оставляя её в полном недоумении осматривать кухню.

Это была довольно большая комната, отделанная керамической плиткой и, по всей вероятности, использовалась и как столовая. Старинные стол и шкафы, резные деревянные стулья и симпатичные алые занавески придавали ей уют. Неужели он представляет её здесь, совсем домашнюю, старающуюся ему угодить, крутящуюся возле этой старомодной, но сверкающей чистотой плиты и готовящей ему его любимое жаркое в горшочке? Просто они вдвоём в этом затерянном мире?