Когда двое молчат - Вулф Энн

— Потому что ты вовсе не больна! — Говард повернулся к сыну. — Она тебя разыграла! А все из-за Олли. Разве ты не знал, что твоя мать терпеть не может свою будущую невестку?

Сирил оторопело посмотрел на отца, затем перевел взгляд на мать, пытавшуюся с достоинством принять этот удар судьбы.

— Не слушайте его, он лжет. Разве можно верить человеку, который столько лет не давал о себе знать?

— Вообще-то я потерял память, — прорычал Говард.

— Вообще-то память вернулась к тебе уже через семь лет. Почему ты вспомнил о том, что у тебя есть сын, только тогда, когда он повзрослел окончательно?!

— Потому что я не знал, что моя милая женушка наговорила обо мне ребенку! — Говард смерил ее гневным взглядом. — Ты обещала мне, что сделаешь все, чтобы Сирил меня ненавидел! Сказала, что обязательно выйдешь замуж и твой новый муж хлопнет дверью перед моим носом!

— Нашел себе оправдание! — ядовито хмыкнула миссис Блэкмур. — Твой сын не знал тебя толком даже в те годы, что ты жил с нами. Да ты и не жил — постоянно колесил с места на место. Потому что тебе всегда было наплевать на свою семью.

— Неправда, я делал свое дело. И мне казалось, это самое важное. — Говард уже не кричал, и Олли показалось, он оправдывается не столько перед своей женой и сыном, сколько перед самим собой. — В любом случае тебя это не извиняет. Надо было додуматься — подговорить своего любовника, чтобы он помог тебе сказаться больной. А все для чего — чтобы изводить свою невестку. Ну и кто из нас после этого псих? Думала, что Сирил бросит ее? Или что она уйдет от такого слюнтяя? Как бы не так — этих двоих не так-то просто развести, потому что они любят друг друга.

— Это правда? — уставился на мать Сирил.

— Кому ты веришь? Ронни Бакстер — доктор, он не стал бы лгать.

— Ронни Бакстер — твой любовник! — рыкнул Говард. — Все-таки добился, подлец, своего.

— Ничего он не добился, идиот! — Миссис Блэкмур сверкнула хризолитовыми глазами. — Мы никогда не были любовниками! Но я хочу тебе сказать, что я горько пожалела, не выйдя за него. Он ухаживал за мной, дарил мне цветы, баловал своим вниманием, прислушивался к каждому моему слову. Он был всегда рядом, даже когда женился. А ты, женившись на мне, исчез из моей жизни, прикрывшись своим «святым долгом», черт тебя дери!

— Так, значит, цветочки от него?! — Говард подошел к вазе, вырвал букет и бросил его на пол. — Значит, ты променяла меня на жалкие букеты?

— Жалкие?! На дорогие и со вкусом составленные букеты! — с достоинством возразила Элеонора. Она наклонилась, чтобы поднять букет, но Гарольд опередил ее, подхватил цветы и зашвырнул их в другой угол гостиной. Белоснежные лилии рассыпались по ковру и скатерти. — Как ты смеешь?! — Элеонора отвесила бывшему мужу увесистую пощечину. — Не ты дарил мне эти цветы, чтобы выбрасывать их!

Говард прижал руку к своей щеке, на которой тут же заполыхал красный след, больше напоминавший след от ожога, чем от пощечины.

Воистину рыжая бестия, изумилась про себя Олли, поражаясь тому, как долго эта страстная тигрица скрывалась под маской сдержанной и безупречно вежливой миссис Блэкмур.

— Вы совсем спятили, — простонал Сирил, который едва ли больше, чем Олли, был готов к подобной сцене. — Мама, что у тебя с лицом? — Он направился к ней, но та мгновенно прикрыла левую щеку, которая и Олли показалась подозрительной.

— Ничего… — Элеонора отпрянула от сына. — Это всего лишь… последствия болезни.

— Как бы не так, — хмыкнул Говард. — Еще скажи, что это я тебя ударил. Твоя любимая мамочка, Сирил, напудрила свое нежное личико, чтобы выглядеть болезненно бледной. Разумеется, в том полумраке, который Нора устроила у себя в комнате, грим в глаза не бросался. Зато здесь…

Говард взял прижатую руку Элеоноры за кисть и ее же ладонью провел по ее щеке. Потом отнял ее руку от лица и показал всем ладонь.

Сирил присмотрелся к ее ладони, и Олли прочитала на его лице хорошо знакомое выражение: в темных глазах зажегся мрачный огонек, а крылья носа гневно затрепетали. Подойдя чуть ближе к этой живописной группе, Олли увидела то же, что и Сирил: ладонь миссис Блэкмур была покрыта слоем очень светлой пудры.

— Что я говорил?! — торжествующе уставился на Сирила отец. — Твоя мать ловкая манипуляторша. Помнишь ее аллергию на собачью шерсть? Так вот, сынок, и ее она выдумала, лишь бы не осложнять себе жизнь… У тебя ведь все должно быть идеально, не так ли, Нора? — повернулся он к ней. — Идеальный дом, идеальный сын, идеальная невестка… Вот беда — идеального мужа ты так до сих пор и не нашла!