Сладостная горечь - Робинс Дениз

– Да, я понимаю, – сказал Герман. Бедная милая Венеция! Казалось, она была рождена для страдания. Тогда смерть Джефри, теперь – трагедия с Майком. Германн понимал, что для Венеции ничего не могло быть хуже, чем провести остаток жизни, ухаживая за несчастным паралитиком, у которого отняли его когда-то такое живое крепкое тело. Они даже не могли быть любовниками. Теперь они не были связаны ни физически, ни духовно.

«Смерть при жизни для обоих», – подумал Герман.

– Теперь ты мать двоих детей, – сказал он вслух.

– Вот именно, – улыбнулась она. Машина уже въехала в ворота поместья.

– А Мейбл?

– Мейбл вела себя просто замечательно. Несчастье только сблизило их. Теперь Мейбл тоже относится к Майку как к ребенку.

– Ему повезло, что у него есть вы. Венеция остановила машину у парадной двери. Сад перед домом утопал в цветах. Никогда раньше Герман не видел ничего прекраснее, чем каскад пурпурных роз, обвивших старые каменные стены.

Сняв перчатки, Венеция открыла перед гостем дверцу машины.

– Ну, а как моя бедная Венеция? Она отвернулась.

– Поначалу я не представляла, как со всем справлюсь, – сказала она тихим голосом. – Было очень трудно. Но мне повезло: я смогла каким-то образом обрести мир и спокойствие, ухаживая за ним, зная, что он нуждается во мне. Он очень благодарен и старается выказать это по-своему.

Какое-то мгновение Герман стоял, подставив утомленное лицо теплым солнечным лучам. Вдруг спокойствие весеннего утра было нарушено.

– Убирайся, ты, старый болван! Оставь меня одного, – раздался голос.

– Вот так, – Венеция посмотрела на Германа, пытаясь улыбнуться.

Парадная дверь отворилась, и Беннетт выкатил коляску на дорожку. Герман с чувством глубокой жалости увидел безжизненное тело Майка, прикрытое пледом, потом его лицо, почти неузнаваемое: худое, измученное и обросшее бородой. Герман вопросительно посмотрел на Венецию.

– Да, я забыла тебе сказать про бороду, – быстро прошептала она. – Он стал ее отращивать, потому что не хочет бриться.

– Она ему идет, – пробормотал Герман. Сердце у него заныло.

– Ты так долго была на станции, Венеция…

Беннетт дотронулся до фуражки, приветствуя Германа, и отошел в сторону.

– Вероятно, поезд опоздал, – продолжал Майк, – и…

Он нехотя повернулся к Герману:

– Как поживаете?

– Спасибо, хорошо. – Герман подошел к коляске и протянул ему руку.

Майк вяло пожал ее. Это уже не была загорелая, сильная рука прежнего Майка, а рука инвалида с белыми тонкими пальцами, отвыкшая от работы.

Герман проговорил с нежностью:

– Поверь, дорогой мальчик, я глубоко сожалею о том, что случилось.

Майк, прищурив глаза, насмешливо посмотрел на пианиста.

– Спасибо, я уже не такой здоровый и крепкий, каким был во время нашей последней встречи.

Герман не нашелся, что ответить. Подошла Венеция, положила руку на голову мужа и стала теребить его волосы.

– Отвезти коляску на лужайку или оставить у стеклянной двери?

– Мне все равно, – сказал он с раздражением.

– Тогда останемся здесь и будем пить кофе, – сказала Венеция.

Герман увидел, как Майк взял ее пальцы и прижал их к своей щеке.

– О'кей, дорогая, – сказал он.

– Она просто ангел, – повернулся он к Герману. – Наверное, быть со мной рядом – сущий ад.

– Чепуха, – щеки Венеции порозовели от смущения.

Герман был убежден, что они что-то осознали, эти двое.

Он все больше начинал убеждаться в том, что судьба Венеции не столь уж трагична, как могло показаться вначале. – Вспышке раздражительности, проклятия, которые Майк по-ребячески позволял себе, не действовали на Венецию. И он не отпускал ее руку, и это делало ее счастливой.

С дневной почтой принесла письмо от Мейбл. Она уже приступила к занятиям. Угрюмое бородатое лицо Майка просияло, и он протянул руку, чтобы взять письмо после того, как прочитала его Венеция. Он даже причмокнул от удовольствия, когда дочитал до конца.

– Замечательная девчонка! Сочинение, которое она написала об охоте, потрясло учителей. Я в этом не сомневался. Мейбл сидит на лошади не хуже самой Дианы. Все благодаря тому, что следовала моим советам. Хоть я и неподвижен, как бревно, но всегда дам дельный совет. А она быстро все схватывает.

– Майк продал своего гунтера и купил для Мейбл очаровательную маленькую кобылку, – добавила Венеция.

– Вижу, что моя крестница скоро превратится в избалованную молодую женщину, – заметил Герман.