Куда падал дождь - Мэйджер Энн

Ярость охватила Миднайта, и он сделал шаг к ней.

На сей раз шепот Колин был холоден как сталь.

– Что я велела? Веди сюда Лейси.

Джонни посмотрел в ее голубые глаза, горящие безумием.

– А то Джо сейчас умрет.

Миднайт поднял руку, Лейси, которая ждала у машины его сигнала, побежала.

К своей гибели.

Нет, Боже мой, она не может умереть.

Джонни надеялся, что она вызвала полицию, как он велел ей.

Они поднялись на борт, и Джонни охватил страх за их жизнь.

Двигатели были запущены. За кормой покачивалась на привязи небольшая моторная лодка.

– Отваливай, – чуть ли не весело приказала Колин.

Чудовище.

Оставалось только, сжав зубы, подчиниться ей.

Когда они вышли в залив, Колин приказала ему держать путь к Золотым Воротам. Весь день не унимался ветер, и море было неспокойно. Неуклюжий плавучий домик швыряло то вверх, то вниз на крутых волнах.

– Эта посудина не рассчитана на океанскую волну, – мрачно заметил Миднайт. – От такой качки может и развалиться.

– Надеюсь, – весело улыбнулась Колин. Она пошарила в ящике с инструментами и достала подшипник. – Ставь управление на автопилот – и давайте вниз. Ну! Живее! Оба!

Она шла сзади, направив на них револьвер. Джо с завязанными глазами и кляпом во рту сидел, прикрученный веревками к стулу, в гостиной. Лейси было бросилась к нему, но Колин заставила ее остановиться, угрожая оружием. За дверью спальни рычал и скулил Нерон.

На чайном столике лежали альбом, заржавевшая зажигалка и фотоаппарат. Два стакана с кока-колой стояли рядом.

– Садитесь, – приказала Колин. – Отведайте колы. Впрочем, сперва загляните в альбом. Порадуйтесь. У нас, вернее, у вас – времени в обрез.

Плавучий домик неистово раскачивался и скрипел. Миднайт раскрыл альбом, пытаясь сосредоточиться. Из-за качки он без тошноты не мог смотреть на предметы.

Альбом хранил все – и яркий, блистательный фасад жизни Дугласов, и ее темную изнанку. Все у них было – известность, слава, богатство и власть, но сверкающий фасад прикрывал другую, темную сторону их жизни: бессердечные, напрочь лишенные человеческих чувств, они не знали, как жить друг с другом. Им неведомо было, что такое любить, сочувствовать. В конце концов, к чему бы они ни прикасались, все гибло, даже они сами, и этой бесчувственностью они иссушили душу своей отверженной дочери.

Когда Джонни перестал рассматривать фотографии и поднял глаза на Колин, она гордо улыбалась. Она выглядела счастливой девочкой; на гладкий лоб падала непокорная рыжая прядь.

– Зачем? – Рука Миднайта задержалась на странице с фотографией засунутых в мешки тел, которые санитары несли к машине «Скорой помощи». – Как?

Глаза Колин горели нескрываемым торжеством и гордостью. Видно было, что актриса в ней просится на авансцену. Ее распирало от желания все рассказать о своих подвигах.

– В ту ночь в магазине они поссорились из-за меня. Я подкинула папе одну из тех фотографий, что снял Коул – мама со своим любовником, – просто чтоб она страдала и ее можно было шантажировать. Папа показывал ей краски и объяснял, как украсить расставленные по залу колонны из папье-маше. А в следующий момент он уже размахивал этой фотографией и визжал. Он совсем взбесился.

Мама сказала, что хочет уйти от папы, а нас отправить в какой-то ужасный интернат. Я ее умоляла не делать этого, но она только смеялась, и я решила, что она должна умереть.

Мы с Коулом играли в карты с твоим папашей, и я стащила у него зажигалку. Мы пошли за отцом вниз и пытались уговорить его не отправлять нас никуда, но он кричал, что мы все ему осточертели.

Мне в глаза бросились груды мусора на нижнем этаже и краскораспылитель. Коул вышел на улицу, и тут меня осенило. Нет ничего проще: пустить струю краски из распылителя на бумажный хлам и поджечь. Даже не верится: сущий пустяк! Когда пламя охватило стропила, я только пожалела, что у меня не такой мощный распылитель, чтоб спалить к чертовой бабушке весь мир. Потом твой папаша прибежал по рушащимся лестницам. Волосы и одежда на нем горели. Он посмотрел мне в глаза, и я расхохоталась.

– Ты чудовище.

– Он понял, что это моих рук дело, и мне стало страшно, что он прибьет меня. Но он рухнул к моим ногам. А потом папочка вернулся и вложил в руку Эйбу зажигалку.

Я убедила папу, что пожар устроил Коул. Коул был так потрясен и его так мучила вина за то, что он сделал этот снимок с мамой, что он не мог двух слов связать. Потом только до него дошло, что к чему, когда я стала втолковывать ему, что он такая же дрянь, как я, потому что мы близнецы. Он кричал, что это не так, и докричался до припадка. Он совсем свихнулся, мне это было на руку, потому что теперь я без опасения могла годами шантажировать папу, а он думал, что это Коул. Я убила папу, когда Коул сбежал из психиатрички, так что во всем опять оказался виноват бедняга Коул. Он добрался до вас, хотел предупредить вас – обо мне.