Дориан Дарроу: Заговор кукол - Демина Карина

Лорд Фэйр прервался, чтобы выслушать серого человечка, прошмыгнувшего в комнату. Человечек шлепал губами у самого уха его светлости, а тот лишь кивал, все больше мрачнея лицом.

— Еще взрыв, — сказал он, знаком отсылая человечка. — Замечательно. Просто великолепно!

Уолтер, сняв окуляры, принялся остервелено тереть стеклышки. Пальцы его двигались шустро, а вот на физии застыло выражение постное и скучное.

— Три взрыва, одно самоубийство, одно убийство и одно похищение.

— Дорри не при чем! — Персиваль хотел подняться, потому как понятно, до чего эти двое додумаются.

Интересы Королевства — хорошее выраженьице, за ним много крови пролито и еще больше прольется, и любое дерьмо этой парой словес прикрыть можно. А что запашок пойдет — так он и со временем повыветрится.

— Сядьте! — рявкнул Уолтер, но Перси встал.

Они ему не хозяева!

— Хорошо. Слушайте стоя. Возможно, ваш товарищ и вправду не виноват. Но также возможно, что вам просто ловко задурили голову. Мозгов в ней, извините, не так и много. В любом случае, вы пока являетесь свидетелем, а потому мой долг — позаботиться о сохранности вашего столь объемного, но все равно бренного тела. И потому прошу вас вести себя благоразумно… В интересах Королевства.

Быть благоразумным? Прочитать. Подписать. Отвернуться. Отступить. В интересах Королевства.

Только в них и дело.

— Нет. Извиняйте, — сказал Персиваль и в два шага добрался до двери. На пороге столкнулся со взъерошенным клыкастым брюнетом, с физии — чисто копия Дорри. Спустился, чувствуя, как мозолят спину любопытствующие взгляды.

Задержат? Должны. Сейчас лорденыш свистнет своре и навалятся…

У подножья лестницы веер лежит, яркий, как крыло бабочки. Это той маленькой леди, которая совсем заболела и упала в обморок. Персиваль поднял веер и передал кому-то, сказав:

— Отдайте.

Взяли. И уйти позволили.

А что филер на хвосте повис, так и хрен с ним: лишь бы под ногами не мешался. Правда, что делать дальше, Персиваль не знал, и потому просто двинулся вниз по улице.

Черная птичья тень вновь заскакала по крышам, а потом, решившись, свалилась вниз. Острые когти впились в ткань сюртука, седой клюв долбанул в шею, и ворон проорал:

— Бакстер-р! Смерть! Покар-р-рать вр-рага!

Персиваль, удержав занесенную для удара руку, спросил:

— Адресок знаешь?

Птица, перебравшись на предплечье, качнулась и пообещала:

— Пр-р-роведу!

Эмили шла и шла. Улицы ложились под ноги, сменяя одна другую, но при том в глазах Эмили оставаясь одинаковыми. С этими глазами вообще творилось нечто неладное. Они вдруг превратились в желтое стекло, сквозь которого и мир гляделся желтым.

Как будто созданным в янтаре.

Это было забавно.

И увлекательно. Но вот очередная улица уперлась в высокий забор, поросший плющом и трещинами. Не без труда Эмили отыскала крохотную калитку, ключ от которой лежал под третьим камнем влево от верхней петли. Она вошла и вновь уперлась в стену, на сей раз дома. И снова обнаружила дверь.

Все желтое-желтое.

Мутное.

И ступеньки как в тумане.

Голова болит. А перчатка мокрая, и не желтая, как все вокруг — бурая. Некрасиво.

Последняя дверь. Скрип.

Голос:

— Эмили?

Конечно, Эмили. Именно так ее и зовут. Эмили — хорошее имя.

— Глава 47. Об определяющей роли выбора

— Почему именно яд? — спросил я, глядя в чашу. Белые кристаллы порошка лежали на поверхности крови и медленно таяли, растекаясь белыми же лужицами.

— А почему нет? — вопросом на вопрос ответил Френсис. Взяв чашу обеими руками, он осторожно наклонил, позволяя крови добраться до края. — Яд — изящно. И вполне подходит тебе, как личности.

Да? Я в свое время едва не остановился на пистолете.

Проклятье! О чем я думаю?

Об Ульрике и скандале, который раз и навсегда смешает имя Хоцвальдов с дерьмом.

И даст повод отцу Ольги разорвать помолвку.

Пусть не расчистит, но облегчит путь тем, за чьей спиной нет вереницы предков. И быть может он, мешающий в серебряной чаше с гербом Хоцвальдов, кровь со смертью, получит долгожданный титул, власть и право голоса. Он будет в системе и немного над ней, потому что так легче управлять.

Кукольник. А я — лишь одна из кукол.