Дориан Дарроу: Заговор кукол - Демина Карина

Напиться бы. До беспамятства.

Или просто посидеть где-нибудь.

Минди пришла в себя от резкой вони, и отмахнулась, выбивая из рук Уолтера Баксли флакон с нюхательной солью. Флакон покатился, рассыпая мерзопакостное содержимое по полу, а Баксли понурился.

Интересненько, а он откуда здесь взялся?

И где это "здесь" находится?

В голове сумятица-сумятица, как в папенькином гардеробе, только вот никто не придет порядки наводить. Жаль. И гудение это еще, будто Минди шмеля проглотила.

Она закрыла глаза, сосчитала до десяти и снова открыла. Ничегошеньки не изменилось.

Уолтер Баксли играл с золоченой крышкой от часов, и цепочка свешивалась между пальцев хвостом дохлой крысы. За спиной Баксли виднелась стена и край окошка, мелкого и какого-то грязного.

— Вам лучше будет лежать, Минди, — сказал Баксли, когда Минди попыталась сесть. Вот уж нет! Должна же она понять, где находится и что вообще случилось!

Уолтер не стал упрямиться, протянул руку и поддержал.

— И где я?

Определенно, в комнате. Крохотной такой комнате и очень скудно обставленной. Кровать. Стул. Столик с кувшином и тазом для умывания. Ночной горшок, задетый случайно ногой, звякнул, как…

…как что?

Минди не помнила. Пнула еще разок. Прислушалась. Вздохнула.

— Больница святой Бригитты.

В больницах Минди отродясь не бывала.

— И боюсь, что именно мое непозволительное поведение стало причиной тех крайне неосмотрительных поступков, которые в конечном результате привели вас сюда.

Она что, в обморок грохнулась?

Руку жжет. Минди с удивлением поглядела на красное пятнышко, потрогала и хотела ногтем поскрести, но Уолтер не позволил.

Пальцы у него холодные и сухие, как шкура медянки. И глаза такие же, холодные, сердитые.

Совсем все непонятненько!

— И я надеюсь, что вы примете мои извинения и заверения в том, что… — он откашлялся, дернул воротничок рубашки, ослабляя узел шейного платка. — В том, что я не стану принуждать вас к браку даже…

— Что даже? — поинтересовалась Минди, заворожено уставившись на россыпь красных пятнышек на рубашке и сюртуке Уолтера.

Кровь? Его ранило? Или кого-то другого ранило?

— Даже с учетом ситуации.

— Я ничего не помню, — призналась Минди. — Совсем ничего.

— Что ж… — диск выскользнул из пальцев, но Уолтер ловко поймал его левой рукой. — Иногда это счастье.

Для кого как. Вот Минди дыра в голове нервировала почти также, как сам Баксли, слишком уж отличный от себя прежнего.

— Я был груб.

Это она помнила. И то, что веером его хотела приложить. И то, что из дому сбежала. А потом вот раз и пустота. Только звякает в голове что-то, как будто кто-то в ней по ведру лупит. И ведро это качается, выплескивает красное-вязкое на глаза.

— Вы — неосмотрительны. Вы потерялись. Перенервничали и… попали сюда.

Лжет. Красиво, почти также, как прежде, когда в саду разговаривал, только сочинил бы иную историю: что-что, а нервишки у Минди крепкими будут.

— Леди Фаренхорт весьма расстроилась.

— У вас руки в крови.

— Что? Ах это… просто пришлось провести одну операцию.

— Успешно?

— Да. Хотя это и странно. За сегодняшний день случилось много странного. Но главное, я нашел вас.

Если он встанет на одно колено и опять запоет про женитьбу, Минди точно чем-нибудь тяжеленьким приложит.

— Вы разрешите навестить вас?

Разрешит, конечно. Должна же она узнать правду!

— …безусловно, я всецело разделяю ваши гнев и возмущение…

Лорд Фэйр сидел боком к камину. Сполохи пламени скользили по правой стороне лица, левая же пряталась в тени, и массивный нос служил границей между ними. Ульрик смотрел на нос и еще на брови, куда угодно, лишь бы не в глаза.

Ведь если ты смотришь в кого-то, то кто-то смотрит в тебя. И как знать, что он увидит?

— …однако обстоятельства дела таковы, что при всем моем желании, я не позволю…

Вялые губы выплевывают слова. Прыгает кадык над шейным платком, узел и складки которого по-прежнему совершенны.

Будто не было вызова и краткого допроса, что прервался столь же неожиданно, как и начался.

Не было сумасшедшей скачки, во время которой Ульрик пытался понять, что происходит, но от его вопросов отмахивались.