Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas - Клэр Кассандра

— Северус, — мягко остановил его Дамблдор. — Я отправил его в лазарет.

— А… — тут же притих Снейп. — Да-да, конечно. Естесственно, за ним должна присматривать мадам Помфри.

— Именно, — Дамблдору с трудом удалось скрыть весёлые нотки в своем голосе. — Может, существует что-то, чем бы я мог поспособствовать в твоей работе?

— Чай, — сказал Снейп немного жалобно. — Мне необходимо взбодриться.

— Я пошлю к тебе домашних эльфов, чтобы они принесли тебе Лапсан Сучон, — Снейп был влюблен в это отвратительно пахнущее варево. — И еще… Северус, спасибо тебе за твою нелёгкую работу.

Дверь за директором уже давно закрылась, а Снейп все еще стоял, задумчиво глядя на лежащую перед ним ткань. Осколки переливались зеленью и серебром. Алый цвет Гриффиндора, зеленый — Слизерина. Кровь Поттера и яд Малфоя. Значит, Поттер нес эти осколки всю дорогу, питая слабую надежду, что они могут пригодиться…

Он замечал болезненное и отчаянное восхищение Поттером у Драко, однако не думал, что тот чувствует к Малфою в ответ нечто большее, чем просто терпимость. Эта обоюдная дружба невероятно удивила его.

Хотя, будь это у Джеймса, всё было бы понятно…

И у Северуса Снейпа впервые появилась мысль, что Гарри Поттер может быть не так-то и похож на своего отца.

Очень осторожно он перенес все осколки в маленький металлический котел. Первым идентифицированным компонентом оказалась человеческая кровь, что его вовсе не удивило. Вторым оказались слезы. И прошло немало времени, прежде чем он понял, кому именно они принадлежат.

Глава 10. Падение манит

Несмотря на то, что за стенами замка стояла зима, в окна лился обманчиво-ясный и яркий, словно летний, свет. Дамблдор сел и, взглянув на светловолосого мальчика, лежащего в кровати у окна, мысленно вздохнул.

— Мистер Малфой, я надеюсь, вы понимаете, что я пытаюсь помочь вам. А вы делаете эту помощь весьма трудновыполнимой.

Мальчик поднял глаза — типично малфоевские — такие же необычные глаза были у его отца: абсолютно серого цвета, без всяких зеленоватых, голубых или карих примесей.

— Я говорю вам, — повторил мальчик, — мне не нужна помощь.

Дамблдор снова вздохнул.

— Люциус, — позвал он, — прошу тебя, покажи мне твои руки.

Воцарилась тишина, потом мальчик неохотно протянул одну руку профессору Трансфигурации. Его подбородок был вздернут, словно он гордился своими ранами, возможно, так оно и было. Выглядели же они поистине ужасно: от кисти до локтя на обеих руках кожу прорезали шесть параллельных длинных царапин, глубоких, ровных, словно бы сделанных острым ножом.

Директор Диппет едва не лишился чувств в своем кресле, узрев их: вид был кошмарный, а у Диппета были причины опасаться возможной реакции Малфоев.

— Откуда они взялись, Люциус? — спросил Дамблдор, прекрасно представляя возможный ответ.

— Я все уже объяснял, — монотонно ответил мальчик. — Это от Режущего заклятья. Я получил это на дуэли. Я вообще никому ничего не должен говорить, это мое дело. Мой отец сказал мне…

— Мне не интересно, что говорил ваш отец по этому поводу, — резко перебил его Дамблдор. — Вы и ваше здоровье входят в интересы школы. Это — последствия воздействия некромантии. Физический знак расплаты.

— Вы обвиняете меня в том, что я занимался в стенах школы Темной магией? — глаза Люциуса вспыхнули. — Отец…

— Я обвиняю не вас.

— Тогда кого же?

— Тома Реддла, — голос Дамблдора стал мягче, однако оставался таким же неуступчивым. — Ведь он же ваш друг, не так ли?

Люциус заметно побледнел.

— Нет.

— Но, тем не менее, вы его знаете.

— Все его знают. Он староста школы.

— Осмелюсь предположить, что вы его знаете лучше остальных.

Лицо Люциуса было непроницаемым.

— Если вы хотите беседовать о Томе Реддле, профессор, думаю, вам лучше беседовать с ним самим.

— А почему вы решили, что я этого не сделал? — поинтересовался Дамблдор. — Я вовсе не такой глупец, чтобы не знать, кто такой Том Реддл. Я пытался с ним разговаривать — Мерлин тому свидетель. Однако на свете существуют невыполнимые задания, и это — одно из них. Он уперся и не двинулся с места. Но ты, Люциус, — ты другой. Тебе ведь только тринадцать лет и то, что я тебе сейчас скажу, может быть, слишком сложно для твоего юного возраста, однако постарайся понять: от решения, которое ты примешь сейчас, зависит вся твоя последующая жизнь.